— Да сиди, сиди, — качнулась ко мне бабушка. — Она же смеется! Вот как перерастет меня, так и посадит, да, Адик?
Я молча кивнул (терпеть не мог, когда меня так называли).
— Знаем, как посадит, Федосья, — вздохнула Стеша. — Не катают они нас теперь. Не успеет вырасти, только его и видели…
Тут я и сделал свое самонадеянное заявление.
— Я бабусю никогда не брошу, — убежденно говорю я им обеим.
— Ну и молодец! Вот и хорошо, — сразу добреет Стеша и, не прощаясь, уходит по краю светового пятна в темноту…
Нам с бабушкой было интересно все, и мы по очереди задавали друг другу вопросы и по мере возможности находили на них ответы. Поначалу бабушка знала больше, чем я, и мне отводилась роль благодарного слушателя, с которой я справлялся, кажется, неплохо. Во всяком случае, если она теряла очки, в то время как они находились у нее на лбу или даже на носу, мы, не прерывая разговора, часами мотались по бесконечной кольцевой анфиладе из комнат, коридоров, лестниц, сеней, кухни, чуланов, пока наконец она не придет в отчаянье, не присядет на сундук и не взмолится:
— Господи, ну что за наказание такое! Куда же они запропастились?
Тут только я догадывался спросить, что же это она полдня ищет, и, если ситуация разрешалась классическим образом, мы сначала приходили в состояние легкого раздражения: она — на домового, который вечно шутит, а я — на нее, что так долго пренебрегала моей наблюдательностью. Потом начинали смеяться и уж до конца дня пребывали в легкомысленно-радостном настроении.
Сначала, как во всех нормальных «тандемах» «бабушка — внук», я либо спрашивал — она отвечала, либо она рассказывала — я слушал, либо она предавалась воспоминаниям (вслух же), а я, находясь при ней, делал что хотел. Но уже лет с шести я получил моральное право приходить ей на помощь, когда она затруднялась объяснить мне что-либо. Помню, прецедентом послужила речь из рыночного динамика, в который всему базару говорилось об ужасных последствиях применения атомной и водородной бомб. Атомную мы никогда не обсуждали, по-видимому, с ней было все ясно, а вот водородная поставила нас в тупик. Возвращаясь с базара, мы, по обыкновению, присели отдохнуть у дома тети Дуси. Эта тугоухая, очень деликатная пожилая женщина сидела здесь же на лавочке — гуляла. В разговор не вмешивалась, так как ничего не слышала, только согласно кивала головой в конце каждой нашей тирады, отчего эти беседы приобретали аромат особой весомости. Вот почему, возможно, мы любили здесь теоретизировать.
Сейчас я думал об этой ужасной бомбе и о том, знает бабуся про нее или нет. Если нет, так и спрашивать нечего — расстраиваться только обоим. Бабушка, оказывается, думала о том же. Вздохнув, сказала: