– Если не считать событий такого масштаба, думаю, планировать наперед вполне возможно, – говорит она.
– Я сбил тебя с ног, – напоминаю я ей, и она этого не отрицает. – Ладно, о чем это мы? Значит, пока только растерянность и страх.
– Ну хорошо, хорошо. Я выполню твое желание, скажу «счастье».
Я театрально вздыхаю:
– Могла бы сказать это сразу.
– Обожаю интригу, – говорит она.
– Это не про тебя.
– Ты прав. Ненавижу интригу.
– Счастье – из-за меня? – уточняю я.
– И из-за того, что меня пока не депортируют. Но в основном из-за тебя.
Она подносит наши переплетенные руки к губам и целует. Я мог бы остаться здесь навсегда, прерывая наши беседы поцелуями и поцелуи беседами.
– Когда будем смотреть друг другу в глаза? – спрашиваю я.
Она закатывает те самые глаза, в которые мне так хочется смотреть, и отвечает:
– Позже. После твоего собеседования.
– Не надо так пугаться, – дразню ее я.
– А чего тут пугаться? Все, что ты увидишь, – это радужная оболочка и зрачок.
– Глаза – зеркало души, – парирую я.
– Чушь собачья, – заявляет она.
Я проверяю время на телефоне – совершенно без надобности. Я и так знаю, что скоро на собеседование, но мне хочется задержаться в этом небесном городе еще ненадолго.
– Давай ответим еще на пару вопросов, – предлагаю я. – Блицопрос. Самое дорогое для тебя воспоминание?
– Когда я впервые ела мороженое в рожке, а не из стаканчика, – отвечает она без колебаний.
– Сколько тебе было?
– Четыре. Шоколадное мороженое, и я, одетая в белоснежное платье по случаю Пасхального воскресенья.
– Чья это была идея? – спрашиваю я.
– Моего отца, – отвечает она с улыбкой. – Когда-то он считал меня самой классной на свете.
– А сейчас не считает?
– Нет.
Я жду продолжения, но она переводит разговор:
– А ты что вспоминаешь?
– Когда мне было семь, мы всей семьей поехали в Диснейленд. Чарли очень хотелось прокатиться на аттракционе «Космическая гора», но мама решила, что мне будет слишком страшно, а одного его отпускать не хотела. Сами родители кататься не пошли.
Она сжимает мои руки крепче, что ужасно трогательно, ведь очевидно, что тот эпизод я пережил.
– И что произошло?
– Я убедил маму, что совсем не боюсь. Я сказал ей, что всегда хотел там прокатиться.
– Но не хотел? – спрашивает она.
– Нет. Я был напуган до смерти. Я сделал это только ради Чарли.
Подтолкнув меня в плечо, она иронизирует:
– Ты мне и так нравишься. Тебе не нужно убеждать меня в том, что ты святой.
– В том-то и дело. Мой поступок вовсе не был праведным. Наверное, я понимал, что наши отношения недолговечны. Я просто пытался убедить его, что я того стою. Это сработало. Он сказал, что я храбрый, и позволил мне доесть свой попкорн.