Но я не хочу успокаиваться. Я упираюсь ладонями в его стол и наклоняюсь ближе:
– Что-то же можно сделать. Должен быть какой-нибудь выход. Она не виновата, что ее отец чертов неудачник.
Он откатывается от стола в своем кресле.
– Мне жаль. Министерству внутренней безопасности не нравится, когда нарушают сроки пребывания в стране.
– Но она была ребенком. У нее не было выбора. Она не могла сказать: «Мам, пап, наша виза просрочена. Ми должны вернуться на Ямайку».
– Это не важно. Закон есть закон. Их последнее ходатайство было отклонено. Единственная надежда была на судью. Если они уедут сегодня, у нее останется незначительный шанс вновь подать на визу через несколько лет.
– Но Америка – ее дом, – кричу я. – Какая разница, где она родилась?!
Я не говорю то, что хочу. А именно то, что ее место – рядом со мной.
– Мне жаль, но я ничем не могу помочь, – произносит он, прикасаясь к повязке над глазом. У него такой вид, словно ему действительно жаль.
Возможно, я заблуждаюсь на его счет. Возможно, он действительно пытался.
– Я планирую позвонить ей после того, как мы с вами закончим, – говорит он.
После того, как ми закончим. Я и забыл, что пришел сюда поговорить о своем поступлении в Йель.
– Вы что, просто скажете ей обо всем по телефону?
– А что, важно, как именно она это услышит? – хмурится он.
– Разумеется, важно.
Я не хочу, чтобы она услышала худшую новость в своей жизни по телефону – от человека, которого едва знает.
– Я сам это сделаю. Я скажу ей.
Он качает головой:
– Я не могу позволить вам это сделать. Это моя работа.
Молчу, не зная, что делать. Разбитая губа пульсирует. Ребра – там, куда меня ударил Чарли, – болят. Сердце – там, где Наташа, – рвется на части.
– Мне жаль, парень.
– Что, если она не сядет на самолет? Что, если она просто останется?
Я в отчаянии. Нарушение закона кажется небольшой ценой за возможность быть вместе. И снова он качает головой:
– Не советую. Ни как адвокат, ни просто, по-человечески.
Я должен найти ее и рассказать первым. Я не хочу, чтобы она была одна, когда услышит эту новость.
Я выхожу из его кабинета в пустую приемную. Ассистентка не вернулась.
Он идет за мной.
– На этом все? Не будем продолжать собеседование?
Я не останавливаюсь.
– Вы сами все сказали. Мне плевать на Йель. Он касается моей руки. Приходится повернуться и посмотреть ему в лицо.
– Послушай, я говорил, что глупости нужно совершать сейчас, пока ты еще подросток, но Йель – крупный козырь. Учеба в этом университете откроет перед тобой множество дверей. Так было и в моем случае.
Возможно, он прав. Возможно, я поступаю недальновидно.