Сначала он бьет меня кулаком в живот. Такое чувство, словно кулак просто протыкает меня и выходит наружу через позвоночник. Я сгибаюсь пополам и подумываю пока остаться в этой позе, но его не проведешь. Он поднимает меня за воротник. Я пытаюсь закрыть лицо руками, потому что знаю – он метит именно туда, но после удара в живот я несколько заторможен. Кулак врезается в угол моего рта. Губа лопается изнутри, напоровшись на зубы. Она лопается и снаружи, потому что этот ублюдок ударил меня рукой, на которой носит гигантское масонское кольцо. От него останется след (вероятно, навсегда). Он все еще держит меня за шиворот, собираясь ударить снова, но теперь я готов. Закрываю лицо руками и резко бью его коленом, прямо по яйцам – жестко, но не настолько жестко, чтобы лишить это исчадие ада возможности завести маленьких дьяволят. Я весьма великодушен.
Он лежит на полу, сжимая свое достоинство – к несчастью для него, корейское, – а я держусь за челюсть, пытаясь понять, все ли зубы на месте, когда к нам подходит отец.
– Museun iriya? – спрашивает он. Что переводе означает: что здесь происходит?
АДВОКАТ ФИЦДЖЕРАЛЬД, слегка подавшись вперед в кресле и сложив пальцы домиком, неотрывно смотрит мне в глаза. Я не могу понять, действительно ли он слушает или просто делает вид. Сколько похожих историй он выслушал за годы практики? Странно, что он не просит меня поскорее перейти к сути. Я заканчиваю свой рассказ о том вечере. Актеры трижды выходили на поклон. Они вышли бы и в четвертый раз, если бы зрители не начали расходиться. Мы с Питером остались сидеть на своих местах, ожидая, пока отец вернется за нами. Мы прождали полчаса, и наконец он появился. Едва ли потому, что помнил о нас. Он вышел из-за плотного красного занавеса и встал в центре сцены. Он простоял там целую минуту, глядя в пустой зал.
Я не верю в существование души, но в тот момент душа отражалась у него на лице. Я никогда не видела его таким счастливым. И вряд ли еще когда-нибудь увижу. Питер разрушил чары, потому что я никак не могла заставить себя это сделать.
– Ты готов, па? – крикнул он.
Отец отрешенно посмотрел на нас. Когда он вот так смотрит, я не знаю точно, кто отсутствует на самом деле – он или мы. Питеру, как обычно, стало не по себе.
– Старик? Ты готов ехать?
Когда отец наконец заговорил, в его речи не было ни следа ямайского акцента или привычной ему манеры выражаться. Он говорил как незнакомец:
– Дети, поезжайте. Увидимся позже.
Я быстро рассказываю адвокату концовку истории. Остаток вечера отец пьет со своими новыми друзьями-актерами. Выпивает слишком много и по дороге домой таранит припаркованный полицейский автомобиль. По пьяни рассказывает офицеру полиции всю историю нашего переезда в Америку. Могу представить себе, как он читает тот монолог перед аудиторией из одного человека. Он рассказывает полицейскому, что мы нелегальные иммигранты и что Америка так и не снизошла до него. Офицер арестовывает отца и вызывает наряд иммиграционной и таможенной полиции. Адвокат Фицджеральд морщит лоб.