— И ушел? — ахнул Петя.
— И ушел, — печально сказала Марья Егоровна. — Сутки его дома не было. Потом вернулся выпивши. Сильно выпивши, никогда его таким не видала. И с порога кричит: «Марья, сапоги с меня сними! Спать хочу…»
— Ну, а вы что?
— Что ж, сняла. Лицо красное, винищем от него несет… А мне жалко его. Гляжу на него, а сама думаю: нет, видно, и я в чем-то виновата перед ним! Ну, сняла с него куртку, уложила в постель, по голове погладила… «Спи, говорю, горе мое». Утром встал, глаза прячет, стесняется. Слова не сказал, ушел. А тут пришла бумага — ехать мне в область на курсы. Вечером пришел трезвый. Я спрашиваю: «Какой твой совет будет, ехать или нет?» — «Живи, говорит, по своему разуму, я тебе давно не советчик». Всплакнула я от обиды, потом собралась да уехала…
— Ну, а как он без вас жил? — спросил Петя. Марья Егоровна махнула рукой.
— Мамаша писала — домой приходил рано, но все невеселый, все сумной. И вот теперь еду домой и что меня ждет, не знаю! — горько сказала она. — Назначение получила — дежурным по станции в Крутой Яр. Тут бы только радоваться, а меня тревога томит. Ведь муж родной, детям отец, — проговорила она дрогнувшим голосом. — Неужели жизнь не наладим?
Наступило молчание. Марья Егоровна сидела пригорюнившись, глядя перед собой. Ночь была темной, тяжелые облака стояли недвижно и низко. Теплый, мягкий воздух веял в окно кабины.
Пете показалось, что Марья Егоровна задремала. «Нет, спать мне еще рано, — решил он. — Подожду Пятихатку». Он на секунду закрыл глаза, а когда снова открыл их, состав стоял на какой-то станции, и Марья Егоровна осторожно вытаскивала из кабины свой чемодан.
— Что, Пятихатка? — спросил Петя, вскакивая.
— Проспали вы, молодой человек, Пятихатку, — сказала Марья Егоровна озабоченно. — Уже Крутой Яр, выходить мне…
Петя выскочил из кабины, словно его выдуло оттуда ветром, и подхватил чемодан Марьи Егоровны.
— Я вам помогу, — сказал он сконфуженно. Ему было совестно, что он уснул. — Вы слезайте, я снесу ваши вещи…
На пустынной платформе ярко горел фонарь. Дежурный в красной фуражке не торопясь, вразвалку подошел к составу, но при виде Марьи Егоровны заулыбался и приосанился.
— С прибытием! — галантно сказал он и приложил руку в фуражке. — Вернулись, так сказать, в родные края, Марья Егоровна…
— Приехала, — коротко сказала Марья Егоровна и взглянула на Петю. — Ну, прощай, сынок! — сказала она и подала Пете мягкую руку. — Спасибо тебе…
Петя смотрел на ее невеселое лицо, на чуть припухшие, усталые глаза, и ему хотелось найти какие-то простые, хорошие слова, подбодрить ее и утешить… Но трудно, трудно в юности найти такие слова и, главное, решиться произнести их! И Петя лишь молча тряхнул руку Марьи Егоровны и зашагал назад, к составу.