Хранитель времени (Тэсс) - страница 18

Девочка по-прежнему лежала, повернувшись лицом к стене, а Тоня продолжала что-то говорить, не вытирая глаз. Наконец она остановилась.

— Это хорошо, что ты его любишь, — сказала девочка хрипло, и губы ее задрожали.

— Послушай… — Тоня взяла ее за руку. — Теперь попробуй уснуть. Очень тебя прошу. Пожалуйста, попробуй уснуть.

— Только ты не уходи, — сказала девочка.

— Никуда я не уйду, что ты! Все время буду тут.

— Наверное, я никогда не смогу заснуть, — сказала девочка сонным голосом и тут же задышала глубоко и ровно.

Тоня сидела, боясь пошевелиться, боясь выпустить легкую горячую руку, доверчиво лежащую в ее ладони. Она внимательно разглядывала лицо девочки, раскрасневшееся то ли от сна, то ли от жара, — чужое лицо, которое сейчас стало для нее таким странно и мучительно знакомым. Спина Тони онемела, плечи болели, но она не шевелилась, продолжая смотреть на спящую, и вдруг почувствовала, что ей тоже ужасно хочется спать.

Тогда она тихонько повернулась и стала смотреть в окно, по-прежнему не выпуская легкой руки из своей ладони.

За окном стояла южная ночь. И высоко в небе мигал и светился старый зеленоватый ковшик созвездия Плеяды, показавшийся Тоне таким незнакомым, таким прекрасным и удивительным, словно она увидела его первый раз в жизни.

УДИВИТЕЛЬНАЯ БОРОДА

Полагают, что я выдумываю. Это неправда — я вспоминаю.

Ван Гог

По приезде в Одессу я решила поселиться в гостинице «Лондонская». Сейчас она называется «Одесса», но в памяти моей она осталась «Лондонской», как было в детстве, когда эта гостиница казалась огромной, роскошной и недоступной, словно дворец. Среди наших одесских знакомых не было в ту пору ни одного человека, который когда-либо там останавливался, и лишь иногда во дворе я слыхала, как сосед — старый усатый моряк — рассказывал, сидя под акацией, очередную невероятную историю и произносил уважительно:

— По субботам он ужинал в «Лондонской»! — И поднимал вверх указательный палец, чтобы подчеркнуть значение этого факта.

Мне отвели в гостинице номер на втором этаже, и я поднялась по широкой лестнице, откуда смотрела на меня бронзовая Диана; богиня охоты держала в мускулистой руке лампочку на семьдесят пять ватт. Мимо Дианы, шумно и весело переговариваясь, сбегали по ступенькам немецкие туристы; их чемоданы и клетчатые сумки уже толпились в вестибюле, занимая добрую его половину. На улице, взрываясь и фыркая, зашумели отъезжающие автобусы, и вдруг во все коридоры просторно и задумчиво вошла тишина — ни с чем не сравнимая тишина поздней черноморской осени. Стало так тихо, будто во всей гостинице осталась я одна.