— Привет еще раз, — говорит она, и на этот раз без сладкой улыбки. Маски сброшены. Сейчас ей нет нужды претворяться, потому что Торна нет рядом.
— Чем могу помочь? — спрашиваю я, пытаясь скрыть свой напряженный тон.
— Я просто пришла сказать вам, чтобы ты не слишком уж почивала на лаврах, что заполучила Торна, — говорит она.
— Простите?
— Время от времени Торн увлекается чем-нибудь новым, молодой женщиной. Таким образом он снимает напряжение, сидя целыми днями взаперти, только и разговаривая со своими роботами.
Я хмурюсь.
— Ах, бедняжка. Разве ты не поняла, что у мужчины нет времени на настоящие отношения? Ему нужно всего лишь тело, любое тело, чтобы удовлетворить свой впечатляющий сексуальный аппетит, — говорит она, подходя ко мне. Она не смотрит мне в глаза, а снисходительно смотрит на мое отражение в зеркале.
Я не отворачиваюсь от нее, мне не хочется проявлять слабость перед ней.
— Меня это мало беспокоит, — вру я.
Она смеется.
— Я дала тебе дружеский совет, как женщина женщине, но если тебе нравится, когда тебя используют, то вперед. Наслаждайся, пока есть время, деточка. Поверь мне, когда Торн найдет кого-то другого, высококлассные ужины, дорогие платья, лабутены, вечеринки и вся эта романтика... сможешь поцеловать все это на прощание и вернуться туда, откуда пришла.
Она снова улыбается, но уже не фальшивой улыбкой, как раньше, а торжествующей. Мне хочется стереть ее поганую улыбку с лица, залепив ей пощечину, но комок в горле застает меня врасплох. А она с высоко поднятой головой, выплывает из дамской комнаты. Я пытаюсь успокоить себя тем, что она ничего обо мне не знает. Ничего.
Перевожу взгляд в зеркало и вижу свои губы. Ярко-розовые.
Двадцать лет назад
Англия встречает нас холодом и серостью. Мы с мамой сидим на пластиковых стульях в приемной офиса социальных служб. Здесь все кажутся такими несчастными. Мы сидим рядом со стариком, от которого несет мочой. Он улыбается мне, и я пытаюсь улыбнуться ему в ответ, но не могу, потому что я чувствую себя несчастной и боюсь всего, что произойдет дальше. Я уже потеряла папу, Момо и месье Лемар. Все мои друзья тоже остались там. У меня есть только мама, но она даже не смотрит на меня. Она смотрит прямо перед собой.
Потом она поворачивается ко мне.
— Когда нас вызовут, я хочу, чтобы ты заплакала и выглядела очень жалостно.
— А если я не смогу? — Шепотом спрашиваю я.
В ее глазах мелькает что-то холодное, наполненное ненавистью.
— Вспомни о папе или Момо.
Удивленная словами мамы, я молчу и смотрю перед собой. Нас вызывают, и мы заходим в кабинет, садимся перед женщиной со скучающими глазами и растрепанными волосами. Ее зовут миссис Стивенс. Мама осторожно ставит на стол урну с папиным прахом. Миссис Стивенс удивленно поднимает бровь.