Свой роман Ильф и Петров сочиняли вечерами, по окончании рабочего дня, закрывшись в грозной комнате четвертой полосы. Постепенно пустели все этажи. В громадном здании не оставалось никого, кроме ночных сторожей. Ильф и Петров засиживались над рукописью допоздна и отрывались лишь в два-три часа ночи, ошеломленные, почти задохшиеся от папиросного дыма. Дело, затевавшееся как шутливая игра, почти как литературная мистификация, теперь поглощало их целиком. Петров говорил: «Мы работали в газете и в юмористических журналах очень добросовестно. Мы знали с детства, что такое труд. Но никогда не представляли себе, как трудно писать роман. Если бы я не боялся показаться банальным, я сказал бы, что мы писали кровью». Это признание свидетельствовало о чрезвычайной требовательности молодых авторов к себе, добросовестности и щепетильности в обращении с художественным словом. И не только об этом. Мы упоминали выше, а теперь, ближе познакомившись с их ранним творчеством, можем повторить, что, начиная писать вдвоем, они еще испытывали и затруднения совсем особого рода, потому что в процессе совместной работы определялось, что же их сближало и что разделяло. Хотя записывал обычно Петров, а Ильф сидел рядом или расхаживал по узкой комнате четвертой полосы, один критик образно заметил, что в чернильнице их перья все время должны были сталкиваться. Но в литературных вкусах Ильфа и Петрова, во взглядах на жизнь в конечном счете одерживало верх сходство, а не различие. Как сатириков их должны были сближать презрение к малому миру, и прирожденный юмор, который каждому был отпущен в избытке, и горячее желание смехом исправлять недостатки. Я уже не говорю о том, что совпадение впечатлений молодости только укрепляло дружбу. Оба они выросли в Одессе, оба начинали свою литературную деятельность в московских юмористических журналах. Остап Бендер мог быть общим знакомцем их одесской юности, некоторые другие персонажи «Двенадцати стульев» тоже. Вероятно, набрасывая многие портреты, Ильф и Петров понимали друг друга с полуслова; так что назвать случайностью то обстоятельство, что они стали сочинять вдвоем, было бы, как говорил Петров, слишком просто.
Роман писался за теми же самыми столами, на которых по утрам составлялись ядовитые фельетоны в «Гудок». Розовая настольная бумага, покрывавшая сдвинутые столы, была заляпана кляксами и сплошь изрисована отчаянными остряками четвертой полосы. На стене висели грозные «Сопли и вопли». Привычная атмосфера газеты окружала Ильфа и Петрова. Да и работали они над своим первым романом как фельетонисты, газетчики, для которых стало не только потребностью, но и радостью идти по горячему следу событий. В этом смысле «Двенадцать стульев» часто заменяли им газетную полосу. О многих фактах они писали «прямо в роман», с оперативностью журналистов, привыкших изо дня в день писать «прямо в номер». На страницах книги встречается множество злободневных намеков, сейчас полузабытых, а тогда легко узнававшихся первыми ее читателями. В этой злободневности заключалась, конечно, большая притягательная сила. Ведь сатира, любил повторять Писарев, хороша только в том случае, если она своевременна. Что за охота смеяться над тем, что осмеяно и уничтожено?