– Что они в случае смерти Леши попытаются оспорить свои нотариально заверенные отказы, как данные по принуждению? – спросила она, и я кивнула. – Так, во-первых, им придется полгода ждать, а во-вторых, у Леши ничего нет! – развела руками Настя. – Все записано на меня. Я отказывалась, но он настоял. Сказал, что хочет исключить малейшую возможность того, что у меня потом могут возникнуть проблемы. Я еще пошутила: «А, если я от тебя уйду, что делать будешь?» А он мне ответил: «Застрелюсь, потому что без тебя и детей мне жить незачем будет».
– Но ведь есть еще его пакет акций комбината, – напомнила я.
– Он тоже уже давно мой. Сначала Леша, предварительно согласовав все с другими акционерами, подарил мне на свадьбу одну акцию – такой символический подарок. А потом мы у нотариуса оформили дарственную на мое имя на весь его пакет акций – я же уже была акционером, поэтому закон о ЗАО нарушен не был. Но мы не стали ничего официально оформлять, пусть на комбинате все по-прежнему думают, что акции у Леши. А дарственную можно предъявить в любое время.
– Понятно. А что ты еще мне о Николае и Наталье сказать можешь?
– С того момента как они получили деньги и отказались от будущего наследства, они об отце начисто забыли: ни визитов, ни звонков. А потом появилась я. И Леша стал появляться со мной на людях. Ну, узнать, кто я, было нетрудно, и они дружно начали поливать меня грязью, а заодно и отца: что он, мол, на старости лет с ума сошел, с деревенской девкой связался, не иначе как свое голопузое детство в свинарнике забыть не может, и все в этом духе. Мы об этом, естественно, узнали, и после этого Леша о них даже слышать не хотел. Он как-то давно презрительно сказал, что эти идиоты не смогли даже по-умному деньгами распорядиться, а что именно случилось, я вникать не стала.
– Банковские кредиты взяли и квартиры из-за этого потеряли. Но это сейчас неважно. Продолжай.
– А прошлой осенью они попытались с ним помириться…
– Ну да! Когда вляпались всеми лапами кое во что, – усмехнулась я.
– Вот именно. Только у них ничего не получилось. Тогда они подловили меня возле лицея.
– Когда?
– Точно не вспомню, где-то в октябре. Стали просить прощения, объясняли, что это они из-за матери на меня и отца злились – переживала, мол, она очень. Но теперь-то они знают, что я генеральская внучка, и очень раскаиваются в том, что тогда погорячились. А потом к главному перешли.
– Деньги? – уверенная в ответе, спросила я.
– Да. И сумма очень приличная. Умоляли меня повлиять на отца, чтобы он им помог. Плакались, что и без квартир остались, и без семей: от Николая жена с ребенком ушла, а от Натальи – муж, и дочку забрал. Мать болеет, денег нет ни ей на лекарства, ни им на еду. Таня, ты пойми, я не злопамятная, я долгопомнящая. То, что они обо мне гадости говорили, так и черт с ними – я им человек чужой. Но вот то, что они Лешу, своего родного отца, так оскорбляли, я им не простила и прощать не собираюсь. Так что сказала я им коротко и ясно, что мужа я за них ни о чем просить не буду. Они угрожать пытались, но получили в ответ широко известный адрес, по которому им следует идти, и чем быстрее, тем лучше. С тем и отбыли.