Мы отправились вслед за Виком к нему домой и, предпочтя не разделяться, залегли прямо в гостиной. Стерлинг свернулась в кресле, уткнувшись лицом в колени. А нам с Эддисоном досталось по дивану, и более того, несмотря на весь адреналин, кофеин и просачивающийся через плотные шторы дневной свет, мы отключились чертовски быстро.
Через несколько часов меня мгновенно разбудил звонок с моего личного мобильника, вызвав учащенное сердцебиение. Стерлинг так резко встрепенулась, что свалилась с кресла и приземлилась на пол с визгом, заставившим Эддисона приподняться на локте, и через три попытки отчасти он даже проснулся.
На дисплее высветилось имя «Esperanza».
– Никаких новых детей, – успокоила их я, и Эддисон рухнул обратно на диван, повыше натянув покрывало.
– Ты не отвечаешь, – пробурчала Стерлинг, забираясь обратно в кресло.
– Не уверена, кто звонит, – то ли кузина, то ли тетя.
– И обе они тебя достали?
– Одна из них.
– Ох.
– Почему он все еще трезвонит? – спросил Эддисон, разлепив один глаз.
– Потому что я не хочу отвечать, если звонит Соледад.
Дождавшись включения автоответчика, я услышала сообщение. Afortunadamente[43], звонила сама Эсперанса, но ее сообщение ничего мне толком не объяснило: «Произошло нечто серьезное. Перезвони мне, если хочешь узнать все от меня, а не от моей матери».
Мне вовсе не хотелось знать, что им там кажется серьезным или смехотворным. Да я и не испытывала такой необходимости.
Я еще решала, стоит ли мне перезвонить ей, когда телефон вновь зазвонил, вибрируя, и ее имя опять появилось на экране. Черт возьми. Глубоко вздохнув, я приняла звонок.
– Алло?
Стерлинг поморщилась, услышав, как резко я ответила.
– Мерседес? Где ты пропадаешь, уже давно пора приниматься за дела. И почему у тебя такой голос, будто я тебя разбудила? – Голос кузины звучал измученно, что было необычно для Эсперансы. Огромная причина, чтобы я позволила ей восстановить спокойствие и здравый смысл.
– Мы всю ночь работали по одному делу. Что случилось?
– Сегодня утром семейный сбор.
– О господи, да мне плевать на ваши сборы.
– Нет, не плевать. Tio[44] заболел.
– Какой tio?
Последовала напряженная тишина, и пауза настолько затянулась, что до меня наконец дошло.
– Ох.
Мой отец.
– Рак поджелудочной, – продолжила Эсперанса, осознав, что сама я не собираюсь ничего спрашивать.
– Неприятное заболевание.
– Семья хочет освободить его из тюрьмы для лечения.
– Вряд ли это возможно, но безотносительно к моему делу.
Эддисон уже почти сидел на диване, опираясь на руку, и отчаянно старался проморгаться, чтобы глаза его перестали закрываться.