Стерлинг издала сдавленный смешок.
Эддисон, развязывая веревки пластиковых пакетов, удивленно глянул на нее.
– В чем дело?
Стерлинг, не сдержавшись, откровенно рассмеялась, я тоже прыснула, и даже Вик, закрыв дверь, усмехнулся и покачал головой.
– Что вас так рассмешило? – недоуменно спросил он.
– Пожалуйста, будь добр, передай мне палочки, – сладкозвучно пропела Стерлинг и, получив от него желаемое, игриво взмахнула ресницами и с благоговейной томностью, копируя практикантку, произнесла: – Сердечно благодарю.
Вик едва не подавился, но ничего не сказал – просто передал мне контейнер с едой и вилку, поскольку я слишком проголодалась, чтобы вяло орудовать китайскими палочками.
На самом деле в этом вся прелесть Стерлинг. Ей уже двадцать семь лет, а выглядит она, вероятно, на семнадцать: прелестная блондинка с большими голубыми глазами. Несмотря на жетон, личное оружие и строгий черно-белый рабочий костюм без малейшего нарушения цветовой гаммы, способного смягчить облик или подчеркнуть достоинства, на проходной ее регулярно спрашивали, не пришла ли она навестить отца. Ей ни за что не удалось бы изобразить из себя никого, кроме наивной красотки, поэтому она и не пыталась – просто довела до совершенства свой невинный облик, потому-то все окружающие заблуждались, недооценивая ее.
Просто поразительно.
Она также казалась невосприимчивой к «женской валерьянке» Эддисона. В свой самый первый день в Куантико Стерлинг бесшумно подошла к нам сзади и сказала: «Привет», адски напугав его, а пока он пытался разжать пальцы, вцепившиеся в край стола, глянула на меня и подмигнула.
С появлением нового лица в нашей группе, состав которой не менялся почти десять лет, я почувствовала себя гораздо комфортнее.
Быстро перекусив, мы всё убрали, чтобы не испачкать документы. Я открыла коробку, присланную Миньоном, и поморщилась от досады.
– Mierda[10], – выдохнула я, – здесь же исторические развалины десятилетней давности…
– Полнейшая история преступлений Уилкинсов? – спросила Стерлинг, выпрямившись на своем стуле, и вытянула шею, заглядывая в коробку.
– Не только. Здесь также полицейские отчеты о домашних скандалах и медицинские справки матери из больницы. Кроме того, материалы по Ронни.
Я извлекла оттуда две папки, помеченные именем Ронни, такие пухлые, что их пришлось скрепить самыми гигантскими из виденных мной зажимов, и бросила их перед собой. Они шлепнулись на стол с многозначительным глухим стуком.
Стерлинг подалась вперед, прочитав надпись на одной из папок.
– Они назвали его Ронни.
– Ну, да, видимо…