Первая мировая. Брусиловский прорыв (Сергеев-Ценский) - страница 127

Через четверть часа подполковник Печерский услышал от Гильчевского, что назначается командующим полком.

   — Немедленно начать переправу одного, по вашему выбору, батальона на другой берег, где и закрепиться ему. Об исполнении мне донести, — добавил Гильчевский.

Печерский был ему известен с хорошей стороны, и в нём он был уверен. Однако озабочен он был тем, что по новости положения своего этот хороший батальонный командир может не справиться с серьёзной задачей, свалившейся на него внезапно и в ночное время. Это же опасение высказал и Протазанов.

Было тревожно и за 404-й полк, удача которого в этом ночном деле казалась Гильчевскому гораздо более важной, чем удача 402-го полка, так как 404-й полк предназначался им для прорыва, а 402-й только для поддержки его успеха.

Но вот около полуночи пришло донесение от Татарова:

   — Первый батальон вверенного мне полка, перейдя реку Икну, закрепляется на противоположном берегу. Потерь не было.

И не успел ещё начальник дивизии расхвалить по заслугам Татарова, как получилось и донесение от Печерского:

   — Доношу вашему превосходительству, что четвёртый батальон четыреста второго полка переправился через реку, понеся при этом весьма незначительные потери, и окапывается не тревожимый противником.

Выбравшись 24 мая из третьей линии австрийских укреплений, подполковник Шангин повёл свой четвёртый батальон 402-го полка за вторым, а не за третьим, уклонившимся в сторону деревни Пьяно, и это был первый случай в боевой жизни прапорщика Ливенцева, когда он вёл роту преследовать отступающего противника.

Усталости он не чувствовал, — был подъём. Этот подъём чувствовался им и во всей роте по лицам солдат. И, шагая рядом со взводным Мальчиковым и видя его широкое, крепкое бородатое лицо хотя и потным, но как будто вполне довольным, Ливенцев сказал ему:

   — Ну как, Мальчиков, весёлое ведь занятие гнать мадьяр?

Мальчиков глянул на него по-своему, хитровато, и слегка ухмыльнулся в бороду.

   — Весёлого, ваше благородие, однако, мало, — отозвался он.

   — Мало? Чего же тебе ещё? Корабля с мачтой? — удивился Ливенцев.

   — Не то чтобы корабля, ваше благородие, а, во-первых, жарко, — пить хочется, а нечего.

   — Ну, это терпимо, — пить, правда, и мне хочется, да надо потерпеть... «А во-вторых», что?

   — А во-вторых, как говорится, — «хорошо поешь, где-то сядешь». Австрияк, он, одним словом, знает, куда идёт! Он туда, где у него наготовлено про нашу долю всего — и снарядов всяких и патронов, а мы у него, может, на приманке.

   — Как на приманке? На какой приманке? — не понял Ливенцев.