Такая решительность, прорвавшаяся вдруг сквозь обычную осторожность, несколько успокоила Гильчевского, но когда они с конной группой человек в двенадцать выбрались на опушку леса, чтобы отсюда, спешившись, дойти до наблюдательного пункта на высоте 102, то невольно остановились. Вся высота была окутана розовым дымом: казалось, не было на ней места, где бы не рвались австрийские снаряды, и в то же время там, в окопе, сидели связные с телефонами.
— Вот так штука! — изумился Гильчевский. — Значит, кто-то им уже передал, что там у нас — наблюдательный пункт! — И добавил укоризненно: — А вы мне только что говорили!..
— За шпионами, конечно, дело не станет, да ведь и без того у них тут пристреляно, нужно полагать, всё, — спокойно ответил Протазанов. — А наблюдательный пункт надо оттуда спять и перенести сюда.
— «Надо» — хорошее дело «надо», а как это сделать? Нужно, чтобы пошёл туда кто-нибудь и снял связных, а кто же пойдёт в такой ад? — прокричал Гильчевский.
— Кто пойдёт?
— Да, кто пойдёт? Кого послать?
И Гильчевский оглядел бегло всех около себя и так ощутительно почувствовал, что послать придётся на явную смерть и, может быть, без всякой пользы для дела, что всех ему стало вдруг жаль. Он понимал, что приступ жалости — слабость, совершенно непростительная в руководителе боем, и в то же время отделаться от этой слабости не мог.
Вдруг Протазанов подкинул голову, поглубже надвинул фуражку на лоб и сказал решительно:
— Я пойду!
— Что вы, что вы! Как я могу остаться без начальника штаба!
Гильчевский испуганно схватил его за руку в локте, но Протазанов мягко отвёл его руку.
— Ничего, — я в свою звезду верю.
И, не улыбнувшись, пошёл чёткой строевой походкой, как на параде, к розовой высоте, а Гильчевский напряжённо-испуганно следил за каждым его шагом.
Остановить и заставить его вернуться было нельзя, — он понимал это, и в то же время вышло всё неожиданно нелепо: начальник штаба дивизии жертвовал собой успеху дивизии, значит, он тоже не верил в успех без этой жертвы?
Беспокойство и неуверенность только усилились, а между тем показывать их перед чинами своего штаба было бы совершенно непростительно, — это понимал Гильчевский и сдерживал себя, как мог, следя за подходившим уже к высоте Протазановым.
Как раз в это время несколько человек конных показалось в лесу близко к опушке, на той самой дороге, по которой только что добрался сюда сам Гильчевский. Он послал узнать одного из офицеров штаба, кто это и зачем, а сам всё следил, идёт ли ещё или уже упал Протазанов: в дыму на горе этого уже нельзя было отчётливо видеть.