Ожидая от адъютанта доклада о том, открывает ли артиллерия 105-й дивизии огонь по батареям в деревне Остров, Гильчевский не сразу воспринял то, что сказал Спешнев; но когда это дошло до его сознания вместе с ясным ликом Спешнева, он оживился:
— Ага! Вот!.. Полковник Николаев, он всегда был удачлив... Очень хорошо!.. Теперь наконец и десятая наведёт свой мост... А сто пятая, сто пятая что?
— Говорил со штабом, ваше превосходительство. Сказали, что примут меры, — косясь на Сташевича, который повернул в его сторону плоское длинное ухо, доложил Спешнев.
— Меры? Какие меры? — снова вскипел Гильчевский. — Огонь из тяжёлых, а не меры! Спасать мой полк, а не меры!.. А «чёрт знает что» передали?
— Так точно, — с готовностью ответил Спешнев, но Гильчевский заподозрил всё-таки его в том, что не передал, и предостерегающе заметил:
— Смотрите, я потом справлюсь!
Он навёл было свой цейс на деревню Перемель, но тут же отвёл его в сторону холма за рощей: если здесь, на левом берегу Стыри, всё шло хорошо и в наблюдении не нуждалось, то там — попал в беду лучший полк.
За деревней Старики начали рваться снаряды. Сташевич вынул свою записную книжку, а Гильчевский сказал больше с верою, чем с надеждой, что это поправит дело:
— Ну вот! Ну вот, давно бы так, давно бы!..
В то же время подумалось и о другом атакующем полке, 402-м, — как он? Других донесений от Добрынина, кроме того, что взяты две первые линии окопов, не поступало, между тем резервный для головного 401-й полк ушёл в другом направлении: не на запад, а на север. Что если и о 402-м полком такая же стрясётся беда, как и с 404-м?
Подумалось, но тут же явилась утешающая мысль, что австро-германцы очистили позиции, как доносил Николаев, значит, отступили, притом отступили не близко, — за реку Липу, — а глаза всё ловили что-то неясное, что происходило там, на холме.
Там двигались массы и со стороны деревни Старики к роще, и со стороны рощи к деревне: это 403-й полк, выйдя из рощи, пошёл в контратаку против атакующих остатки 404-го полка австро-германцев.
* * *
Около пяти часов вечера получилось донесение от полковника Тернавцева, что его полк, опрокинув во встречном бою противника, занял деревню Старики; кроме того, он же сообщал и о смерти Татарова, и о том, что в 404-м полку совсем не осталось офицеров, а из солдат уцелело не более семисот человек. О действиях противника говорилось в донесении, что он поспешно отступает на запад, отправив вперёд свою артиллерию.
Злая весть о смерти Татарова выдавила слёзы на старые глаза Гильчевского: это был любимый и по достоинству ценимый их командир полка, и, снова вспоминая, как не хотелось ему действовать своим полком против рощи, Гильчевский говорил, теперь уже убеждённо: