— Вот что значит почувствовать, что близка своя смерть! Она у нас тут, правда, всегда перед глазами, но... если не кладёт тебе на загривок своих костяшек холодных, от которых мурашки у тебя по спине ползут, то, значит, ты ещё у неё не на примете.
Отступление неприятельских частей от деревни Старики он приписал не столько удачной контратаке 403-го полка, сколько отступлению за реку Липу австрийцев под ударом им во фланг полковника Николаева. Этот удар pi решил сражение в пользу 101-й дивизии, одиноко действовавшей против сил, значительно её превосходящих числом. Отступившие от деревни Перемель вынудили отступить и тех, кто защищал деревню Старики.
— Колпицу бы, конницу бы теперь им вдогонку! — загораясь обычным для него азартом погони за отступающим противником, крикнул Гильчевский и немедленно дал знать начальнику сводной кавалерийской дивизии, стоящей в тылу, князю Вадбольскому, что мосты вполне пригодны для переброски на левый берег конных полков.
— Нет, от этого уж я воздержусь, — ответил князь Вадбольский, сравнительно молодой ещё генерал-лейтенант, — ему не было и пятидесяти, — но державшийся очень важно.
— Почему же хотите воздержаться, ваше сиятельство? — раздражаясь, спросил Гильчевский.
— По той причине, что оба берега реки здесь очень топки, а особенно левый, — ответил князь.
— Чулочки ваших лошадок боитесь запачкать? Хорошо-с, я обращусь сейчас за этим к командиру корпуса.
И действительно обратился. Но Федотов, когда услышал, по какой причине не желает преследовать отступающих сиятельный командир конницы, немедленно с ним согласился. Гильчевский понял, что настаивать бесполезно, и, отходя от телефона, сказал:
— Кончено! Я теперь раз и навсегда понял, что воевать не умею!
После этого он верхом, как обычно, со своими бригадными и капитаном Спешневым, заменявшим пока Протазанова, отправленного в Копань, переправился на левый берег Стыри, горько остря, что они-то и есть эта самая конница, пущенная вслед отступающему врагу.
Сташевич отправился с высоты 111 обратно в Копань, где ждал его штабной автомобиль. С Гильчевским он не попрощался, на что тот и не обратил внимания. Одного из чинов своего штаба Константин Лукич оставил комендантом переправы, поручив ему переброску артиллерии, для чего необходимо было в самом спешном порядке предмостье на левом берегу загатить хворостом и перекрыть хворост досками. Сапёры, значительно убавившиеся в числе, были оставлены для этой цели, а вся дивизия после такого трудного дня оставлена была ночевать на тех местах, какие заняла с бою. На карте излучина Стыри, которую занимали перед тем австро-германцы, имела форму очень вычурного кувшина; на горле этого кувшина по прямой линии и расположилась на ночь дивизия, отправив по мостам в тыл раненых, пленных и тело полковника Татарова.