На допросе в штабе дивизии он тоже держался вызывающе, намеренно не желая отвечать по-солдатски. Его спросили, чем он занимался до призыва в армию.
— Чем занимался? — надменно переспросил оп. — Мослакова вся Одесса знает, а вы — «чем занимался»! Знаменитый я вор-домушник... Между прочим, и «медвежатник» тоже.
— Это что же значит такое «медвежатник»? — спросили его.
— Не знаете? А это же по части несгораемых касс, — подмигнул он. — Считается — высшая марка!
— И что же, — сидеть приходилось?
— Разумеется, сидел, — что же тут диковинного?.. А вы лучше спросите, почему я аж до самого фронту с маршевой ротой дошёл, — это, конечно, вопрос!
— В самом деле, почему же именно?
— Так себе, признаться, ради интереса, — беспечно с виду ответил Мослаков.
— Ради интереса? Хорошо, допустим. А вот что ты сегодня выкинул — эта штука зачем?
— Это, прямо вам сказать, ради скуки.
— Как «ради скуки»? То есть в видах развлечения, что ли? — спросили его.
— Так точно, — для пущей весёлости, — шевельнув желваками, ответил он с напускным спокойствием.
Когда Гильчевскому доложили о результатах допроса, он сказал:
— Мерзавец этот врал насчёт скуки. А вот в расчёте на то, что его пошлют по этапу в тыл для суда, а он, конечно, сбежит при первой к тому возможности, он ошибся! Судить его полевым судом за покушение на начальника дивизии!
В то время, как Гильчевский, растирая под шинелью грудь, уходил из четырнадцатой роты, он ничего не сказал прапорщику Обидину, но посмотрел на него долгим тяжёлым взглядом.
Мослаков на другой день был расстрелян; Обидин же переведён в другую роту.
* * *
В конце апреля Брусилов должен был ехать из своей штаб-квартиры сначала в Одессу, а потом в Бендеры снова встречать царя. Верховный главнокомандующий отправился из ставки на смотр сербской дивизии, в которой, кроме сербов, было много и других славян, бывших подданных Франца-Иосифа, попавших в плен.
Всё не нравилось в этой новой встрече с царём Брусилову.
Прежде всего то, что из плоимых воюющей страны формировались дивизии, — это противоречило международному праву и давало основание немцам делать то же самое в отношении русских военнопленных. Правда, немцы кинули на Юго-западный и Западный фронты польские легионы, но они прикрывались тем, что поляки в них — подданные Германии и Австрии, а не из бывшего «Царства Польского». Что же касалось привлечения пленных русских солдат к работам в тылу фронта, то к подобным мерам прибегали и русские военные власти, только назначались на работы австрийцы, а не германцы; пленным германцам выдавались кормовые деньги, но делать они ничего не делали, на чём настояла сама императрица.