И только тут он показал пальцем на трубы в мешках.
Каганцы вместо телефонных проводов уже появились в окопах по хлопотам Ливенцева; привезли и свежей соломы, — вообще окопы приведены были в более сносный вид, что тоже не укрылось от зорких глаз Гильчевского, и к смотру четырнадцатой роты он приступил уже в приподнятом настроении.
Там приказал он Обидину вывести первый взвод на укрытый от противника участок, чтобы узнать, умеют ли его новые солдаты если не стрелять из австрийских винтовок, которые получили они перед отправкой сюда, так хотя бы заряжать, и знают ли они сборку-разборку.
Но когда взвод роты Обидина, расстелив на земле шинели, принялся по команде Гильчевского разбирать винтовки, действуя отвёртками, случилось то, что смутно ожидал начальник дивизии от людей с нелюдимыми глазами.
Он посмотрел ствол одной винтовки, другой, третьей — оказались грязными, несмазанными; разбирать магазинную коробку не умели; не знали даже, как называются отдельные части.
Гильчевский не ставил этого в вину Обидину, зная, что он в роте — человек новый, но винил и солдат, зная, что винтовки эти выданы им только перед отправкой, а до того в их руках были берданки. Он только говорил Обидину:
— Надо вам подналечь, подзаняться этим делом!
И солдатам:
— Прежде всего, ребята, береги винтовку, а винтовка убережёт вас! Сборке-разборке, — этому вас научат, а чистить ствол вы уж должны уметь...
Так, переходя от одного к другому, подошёл Гильчевский и к рядовому с тяжёлым взглядом. Это был рослый малый со сжатыми губами и с желваками под скулами; держа в правой руке ствол винтовки, как дубинку, глядел он на генерала явно ненавистно.
— Как фамилия? — спросил Гильчевский, сразу насторожась.
— Мослаков, — протиснул тот сквозь зубы.
— Отвечать не умеешь! — слегка поднял голос Гильчевский, беря в то же время ствол его винтовки за нижний конец, и разглядел, что он забит землёю.
— Кэ-эк это тэ-эк не умею? — с выдохом, с запалом протянул Мослаков, глядя не только ненавистно, но и вызывающе.
Предчувствуя уже недоброе, Гильчевский крепко держал обеими руками гладкое железо за свой конец, но вдруг Мослаков сильно дёрнул ствол к себе и тут же сделал им выпад вперёд, в грудь генерала.
Очень острый момент этот не ускользнул от зорких глаз тех, кто окружал Гильчевского, и первым подскочил к нему на помощь Протазанов, — человек крупных и крепких мышц — потом адъютант дивизии, и командир полка Кюн, и Антонов, и Шангин, и другие...
Мослакова свалили наземь, связали ему солдатскими поясами руки.
Когда его уводили потом под конвоем, он совсем не казался обескураженным: напротив, он старался идти браво, подняв голову и презрительно и часто поплёвывая, как будто случилось с ним всё именно так, как ему хотелось.