Правда, сейчас никто и ничто не позволит этому ублюдку уйти от наказания. Даже если за ним будет стоять сам Господь Бог… ДНК мужчины нашли на манжете кофты последней жертвы. Волос… всего лишь один волос, позволивший нам поймать, наконец, этого нелюдя.
И если, изучая его по сухим бумагам, я пыталась понять и не могла, почему самому обыкновенному бездомному удавалось подобное, то сейчас я остолбенела, когда он вдруг резко вперед подался и на меня посмотрел расширенными черными глазами. Такими темными, что нужно приглядеться, чтобы увидеть зрачки. Мрак. Вот что он обрушил на меня своим взглядом. Беспросветный, всепоглощающий мрак. Привстал со стула неожиданно и локтями о стол мой оперся, подавшись вперед к моему лицу. От неожиданности я вскрикнула, откинувшись на спинку кресла и опустив ладонь под стол, где в верхнем ящике пистолет лежал, а мужчина носом повел, прикрыв глаза, словно принюхиваясь.
— Что вы делаете?
Разозлившись на него и на себя за этот страх. Все до предсказуемого просто: увидел молодую женщину и хочет напугать. Любимая уловка мужчин-преступников.
— Всего лишь нюхаю ваш аромат. Это в нашей стране не запрещено.
Ответил нагло, усмехнувшись краем губ и глядя прямо в глаза. А я не могу вот так… в его. Взяла со стола папку с данными на него, давая себе секунды на передышку.
— Вы знаете, почему вас пригласили сюда?
— А меня приглашали? А то мне показалось, что ворвались ко мне домой, волоком протащили к машине, заковали в кандалы и притащили с музыкальным сопровождением полицейской сирены.
Посмотрела в его прищуренные глаза — серьезные. Изучающие. И тьма в них… горячая. Слишком горячая, чтобы можно было выдержать спокойно этот взгляд.
— Так вы знаете, почему вы здесь?
— А вы знаете, что вы вкусно пахнете?
— Что?
Я застыла, не в силах поверить, что правильно услышала.
— Корицей. От вас пахнет корицей. Я люблю этот аромат.
* * *
Десять лет назад.
Мальчик ненавидел запах корицы. Вонь. Да, вонь корицы. Она вызывала у него сильнейшую пульсацию в висках. В такие моменты ему хотелось вонзиться в них ногтями и выдрать эту чертову боль из своей головы. Зато отец любил добавлять ее в кофе, требуя каждое утро на завтрак еще и свежие булочки с корицей.
— Это один из лучших спортивных лагерей в стране. Поездка займет всего лишь четыре недели.
— Об этом и речи быть не может.
— Отец, — парень скривился, будто давясь этим словом, — я все равно уеду.
Он ведь действительно верил, что достаточно взрослый, чтобы принимать решения сам за себя. Да и до сих пор мужчина напротив него не высказывал недовольства увлечением сына велосипедным спортом, регулярно оплачивая тренировки и покупая самое новое оборудование. Именно поэтому парень и предположить не мог, что известие об отъезде вызовет такую реакцию. Хоть и догадывался почему. Догадывался и ощущал, как подкатывает от этой мысли тошнота к горлу. Плевать. За эти годы он научился справляться с ней. С тошнотой и с ненавистью к отцу… и к себе. За собственную слабость. За страх натолкнуться на осуждение и отторжение. Самое настоящее ничтожество. И он так презирал себя за то, что таковым являлся… и ничего не мог сделать. Но рано или поздно всему приходит конец.