Трудно привыкнуть к смерти как к таковой. А к убийствам — тем более. Когда же смерть после болезни приходит за детьми… за теми, кому точно не настало время умирать, это кажется кощунственным. Кажется верхом несправедливости. Пока, дойдя до этой самой вершины, не понимаешь, что есть еще более высокая, еще более опасная и острая… та, на которой детей убивают. Убивают безжалостно и бесчеловечно.
Иногда я думала о том, что первое дело… первый труп — как первая любовь. Его не забываешь никогда. Не просто лицо, обстоятельства, место, но и свои собственные эмоции от столкновения с ним. Свой страх, омерзение, дрожь в коленях и устойчивое чувство тошноты. А еще чувство вины перед ребенком… всепоглощающее, гнетущее чувство вины за то, что теперь он по ту сторону черты, а ты можешь лишь обещать ему и себе найти ту сволочь, что отправила его туда. Потом их будет много… трупов. Отец всегда говорил, что со временем они могут слиться в какую — то серую массу убитых тел, сухих строк из уголовных дел и приговоров суда, а первое дело о преступлении против жизни — оно так и останется тем самым первым ножом в твою веру в человечность.
Моим первым был Тими. Я «познакомилась» с его телом месяц назад. Познакомилась и дала слово ему и себе, что обязательно найду тварь, которая убила его. Но вот на очереди уже пятый, а единственное, в чем я продвинулась — это связала его смерть со смертями четырех других детей.
— Ева… Ева, спокойнее, — Люк придерживает меня за плечи, стоя сзади, обдавая дыханием с запахом ментола, и меня снова накрывает приступом тошноты.
— Сейчас пройдет, девочка. С непривычки оно всегда так.
Я повела плечами, сбрасывая его ладони. Он, конечно, прав, но я почувствовала раздражение. Неужели можно привыкнуть к трупам детей? Или думал, я не замечу завуалированного под заботу пренебрежения?
Отстранилась от него, прикладывая бутылку с водой к губам, давая себе лишние секунды на то, чтобы собраться с силами.
— Иди в машину, девочка, — я сам там все посмотрю и расскажу тебе. Тем более судмедэксперт тоже на месте.
Улыбнулась, чувствуя, как тошнота отходит вместе с головокружением, уступая место зарождающейся злости, а сердце учащенно забилось будто после инъекции адреналина. Так было последние три месяца. Скрытые уколы, оброненные будто невзначай сомнения в компетентности принятых мной решений и слишком навязчивая забота о моем душевном спокойствии, вызывавшая лишь ярость. Люк служил в полиции больше десяти лет и справедливо полагал, что должность следователя после отставки бывшего начальника достанется ему, а не молодой девчонке, приехавшей из столицы сразу на теплое место.