– Папочка, – прошептала я, чувствуя, как у меня перехватывает дыхание, – я люблю тебя.
Я уже подумала было, что он спит, но заметила в уголках рта слабую улыбку.
– Я знал это, – пробормотал он. – Всегда знал.
Мне было все равно, видит ли Пол, что я плачу. Это не имело ни малейшего значения. Я сказала отцу то, что должна была сказать. Я стиснула его руку, а он в ответ едва ощутимо пожал мою и снова заснул, а над нами продолжали падать звезды.
Проснувшись утром, я сразу поняла – что-то случилось. Возле дома слышались голоса, звонил телефон, тихим, сдавленным голосом говорила мама, прошуршали шины по гравию, донеслись голоса из гостиной, причем говорили не тихо, как в последнее время, чтобы не потревожить сон отца, а в полный голос.
Никто не заботился о том, чтобы его не разбудить. Что означало…
Нет…
Я крепко зажмурилась. Если не открывать глаз, можно представить, что находишься, например, дома в Стэнвиче. И тогда, возможно, окажется, что все происходящее сейчас – всего лишь кошмар. И я спущусь вниз, отец будет есть бублик, а мама заговорит о необходимости сбавить вес. И я расскажу ему о моем сне, хоть и не во всех подробностях, и кошмар развеется, как и не бывало…
– Тейлор. – Голос Уоррена звучал странно.
Мой подбородок задрожал, и, хоть я еще даже не успела открыть глаза, по щеке скатились две слезинки.
– Нет, – сказала я, поворачиваясь лицом к окну, и прижала согнутые колени к груди. Если бы я открыла глаза, все это стало бы явью. Как только я открою глаза, все происходящее станет правдой. Как только я открою глаза, отец будет мертв.
– Вставай, – устало произнес Уоррен.
– Расскажи о кока-коле, – попросила я. – Что там пытались изготовить?
– Аспирин, – сказал Уоррен, помолчав. – Это была ошибка.
Я открыла глаза. В окно лился солнечный свет, и я вдруг ужасно разозлилась. В такой день солнце не должно светить. Должна бушевать стихия. Я посмотрела на Уоррена. Его лицо было покрыто пятнами, а в руках он теребил салфетку.
– Отец, – сказала я, и это был не вопрос, а утверждение.
Уоррен кивнул и тяжело вздохнул.
– Пол говорит, он ушел на рассвете, во сне и тихо.
Я плакала и даже не пыталась успокоиться. Мне казалось, что я не перестану рыдать никогда. Я не могла себе представить, что истерика прекратиться, пока сказанное братом остается правдой.
– Выйди, – сказал Уоррен, закрывая дверь, – тогда успеешь проститься.
Я кивнула и вскоре последовала за ним. Одежда, которую я сняла ночью, по-прежнему лежала на месте. Косметика стояла на столе. Как могли все эти бесполезные дурацкие вещи оставаться на прежних местах, когда на рассвете мир рухнул? Как они могли продолжать существовать, когда отца не стало?