Неподалеку паслась и лошадка, а вот ее жеребенок нашел себе другое занятие. Он по самое брюхо влез в речку, где вместе с Лялей, Мариной-младшей и Вероникой плескались дети постарше. Тут же вперемешку с детьми плавали и гогочущие Вероникины гусята, хотя называть так этих крупных, упитанных, уже начавших одеваться пером, птиц не поворачивался язык. Вполне себе гусиные подростки, уже где-то через месяц готовые встать на крыло.
Чуть в стороне, на травке, в одних трусиках возлежали Антон-младший и его невесты. Они занимались тем, что загорали, хотя у Петровича в голове не укладывалось, как могут загорать полуафриканки.
Увидев, что Петрович пришел вместе с их любимыми мамами, из детского загончика выбрались четверо малышей, а из речки к берегу, распугивая гусят, с криками «Ои, Ои» (мамочка, мамочка) торпедами рванулись две девочки постарше. Объятия, сопли, слезы и слюни.
Углядев причину переполоха, Ляля помахала супругу рукой, а потом стала выгонять свою уже посиневшую и покрывшуюся гусиной кожей малолетнюю орду на берег греться. Следом за детьми из воды выбрался и жеребенок, встал у края воды и отряхнулся как собака, разбрасывая вокруг себя веер мелких брызг. Попавшая под этот душ Ляля наподдала ему ладонью под зад, направляя к любимой мамочке. Высокая, стройная, гибкая, с развитой, но не слишком большой грудью, в костюме от Евы она была так хороша, что вождь невольно залюбовался своей женой.
Наскоро вытершись полотенцем, Ляля быстро влезла в трусики и подошла поприветствовать своего супруга, по местному обычаю потершись с ним носами. При этом в штанах у того тут же шевельнулся «приятель», наводя на мысль – а не стоит ли плюнуть на все дела и, удалившись с супругой под крышу родного дома, предаться тому занятию, ради которого и созданы все мужчины и женщины.
«Нет, не стоит, – вздохнул он про себя, – но ночью мы все это обязательно наверстаем, и может быть, даже снова втроем…»
Тем временем женщины бывшего клана Лани – Тами, Мани, Нили, Акса, Лана и Мила – убедившись, что с их детьми все в порядке, что они сытые, упитанные, чистые, здоровые и ухоженные, с завистью смотрели на Лялю, которая, по их понятиям, была «женщина, которая как мужчина». Видели бы они ее три месяца назад, так ни за что бы не поверили, что это один и тот же человек.
У Аксы и Ланы живых детей не было, и они завидовали не только Ляле, но и своим товаркам. Но при этом они обе были беременны – Акса на шестом месяце, а Лана на пятом, и вождь мягко им напомнил, что они ни в коем случае не должны предаваться печали или зависти и сейчас все их помыслы и заботы должны быть сосредоточены на их еще не рожденных детях. И вообще, сейчас им всем стоило бы раздеться и искупаться в речке, причем не по обязанности, а постаравшись получить от этого процесса максимальное удовольствие. Утонуть тут просто невозможно, в самом глубоком месте – там, где Ближняя делает изгиб – глубина взрослому человеку не более чем по грудь. Вот пусть берут пример с Ляли и делают как она.