– Да-а-а… – выдохнула Кларисса.
– Хай-тек, – прошептала Таня. – Очень круто. И у него три зуба. Через каждые сто двадцать градусов… Поэтому, как ни кинь, он все равно хоть одним зацепится, да?
– Yeah baby, – прошептала в ответ Кларисса, – yeah… Стриги ногти, я же тебе говорила. Игуаны стригут ногти.
– Мне нравится твой крюк, Клэр. Вот честное слово.
– А мне твой, Таня… My beautiful Russian hooker[27].
– А что будет, если зацепить моим крюком за твой? Или твоим за мой?
Кларисса тихонько засмеялась.
– А как ты думаешь?
– Не знаю. Думаю, что-то удивительное.
– Да, – прошептала Кларисса, – игуаны так делают. Тебе не жарко?
– Жарко, – призналась Таня. – Как будто сверху солнце.
– Это солнце игуан. Оно светит даже сквозь русскую зиму.
– Наверно, надо все с себя снять.
– Да, так будет лучше… Ты чувствуешь, кто мы теперь?
– Конечно, – прошептала Таня в ответ. – Мы две игуаны. Просто две игуаны под солнцем…
***
Кларисса улетела.
Возвращаясь из «Шереметьево», Таня все еще улыбалась, как будто Кларисса была рядом – и в зените по-прежнему горело древнее солнце игуан. Но когда она вышла из метро на своей станции, на нее сразу навалился такой плотный и серый московский сумрак, такое конкретное обещание долгой безвыходной зимы, что она тихо застонала.
Добравшись до своей квартиры, она почувствовала, что от хорошего настроения не осталось и следа. Она разделась, пошла в спальню и упала на кровать, еще хранившую легкий аромат Клариссы.
Все, что она узнала за последние дни, вдруг показалось ей шуткой. Даже не шуткой – изощренной насмешкой судьбы. Конечно, это было просто бредом, сном. Правдой была московская зима за окном: вот это полумокрое ничто цвета снегурочки, в котором растворилось столько горьких русских судеб.
Таня заснула. Ей приснилось, что она плачет. Проснувшись, она действительно заплакала – и плакала долго, не думая ни о чем конкретном, словно в душе шел ледяной дождь. Потом она уснула опять.
Когда следующим утром она открыла глаза, все уже было по-другому. Пора начинать тренировку, сказал в ее сознании чей-то тихий спокойный голос. И она кивнула в ответ.
Если очень экономить, денег должно было хватить до мая. Может быть, до июня. Нельзя было терять ни минуты.
– Я игуана, – сказала Таня, прислушиваясь к звуку этих слов. – Я игуана.
Серая зимняя пустота за окном не возражала. Пустоте было все равно.
Таня попробовала представить свой крюк. Это получилось сразу, без всяких усилий – якорь немедленно появился перед ее внутренним взором, такой отчетливый, что его, казалось, можно было потрогать. С крюком все было хорошо. Он был, как говорили герои «Звездных войн», fully operational