— Не время спорить! — перебил меня инститор. — Зверуны очень опасны, и по закону Комитета подлежат немедленному уничтожению.
Я расставила руки, загораживая бесчувственную ведьму:
— Но ты же не уверен, что Данья — зверун!
Плечи Генриха заметно приподнялись, глаза сощурились.
— В данном случае достаточно и подозрения, — холодно проговорил он.
— Вот как? — протянула я и, вперив руки в бока, процедила: — Тогда грош цена такому закону! Как и самому Комитету.
Забава ахнула, и я обернулась: Данья пришла в себя. Она смотрела на меня, и глаза ведьмы были полны мольбы.
— Спаси… не дай сжечь меня! Я же простая ведьма, а никакой не зверун.
Руки её задрожали, а кожа лица, казалось, приобрела сероватый оттенок. Я торжествующе посмотрела на инститора.
— Ты слышал? Как главный комитетчик, будь справедлив!
Генрих хищно усмехнулся и плавно, словно подкрадывающийся хищник, шагнул ко мне.
— Справедлив? — прошипел он. — Так ведьма требует суда?
— Ведьма требует доказательств! — безапелляционно заявила я. — И если они не будут железными, ты извинишься и перед Даньей, и передо мной!
— С чего это? — вскинулся инститор.
— А чуется мне, что Комитет долгие годы сжигал ведьм без суда не потому, что они опасны, — проговорила я, — а только чтобы не тратить время и силы на отделение зёрен от плевел… То есть, ведьм от разных тварей, прячущихся под чужой личиной. Не потому ли придумали все эти лицензии? Инститоры предоставляли ведьмам весьма неприятный выбор: или полный контроль над их силой, или полное уничтожение! Что молчишь? Я угадала?
Генрих молча буравил меня недовольным взглядом.
— Это будет интересно, — подал голос Лежик, и я бросила на брата такой взгляд, что инкуб сжался в кресле и торопливо добавил: — Как инститор теперь будет выкручиваться…
Инститор вздохнул и тоже посмотрел на Лежика: инкуб побледнел и заёрзал в кресле. Судя по виду, ему очень хотелось бы раствориться в воздухе. Забава потянула меня за руку:
— Мара, не слишком ли глобально? Ты же сама с самого начала не доверяла Данье…
Я резко развернулась и прошипела:
— Да, не доверяла! Но, заметь, подозревать и жечь — вещи очень разные. Генрих же всегда был таким, помнишь? Сначала нападает, а потом спрашивает… если жертва ещё дышит…
— И поэтому сам жив до сих пор, — перебил инститор. Он махнул рукой и невесело расхохотался: — Ладно! Будь по-твоему, ведьма! Устроим суд. Тебе нужны железные доказательства?..
Я с подозрением проследила, как Генрих отступил к своему спальнику и, когда инститор подхватил свою объёмную сумку, понимающе хмыкнула:
— Только не говори, что решил повторить трюк с отрыванием голов!