Но мыла не взяла. Она вообще не шелохнулась.
Увидев эту руку, эти длинные, тонкие пальцы, сжимавшие голубой брусок, она почувствовала себя удивительно беззащитной. Электрический разряд парализовал ее, проникая все ниже, пока перед мысленным взором вставали эти же пальцы, сжимающие нечто другое… Ее лицо, ее бедро, ее грудь.
— У него мужской аромат, но свое дело оно сделает.
Кашлянув, она выговорила:
— Да-да, конечно.
Остается только взять проклятый брусок. Да что с ней? Может быть, ушиб при падении раскрыл какие-то до того неведомые ей способности? Боже правый, никогда прежде не приходили ей в голову такие мысли.
— Ангел, берете вы его или нет?
Она протянула дрожащую руку и взяла мыло. Их пальцы соприкоснулись.
Мягкая, влажная кожа дотронулась до сухой и шершавой.
Она выдохнула, и пальцы у нее сжались.
У него тоже.
— Ангел.
Она отдернула руку, мыло выскользнуло и со стуком упало в ванну. Она смотрела на него, не в силах потянуться за ним.
— Я почти закончила, — проговорила она, — осталось совсем чуть-чуть. Идите. Правда. Я оденусь сама.
Он помолчал.
— Вы уверены?
— Пожалуйста, идите. Я хорошо себя чувствую. Оденусь и сразу выйду к вам.
— Хорошо. Только выходите осторожно, там скользко.
Едва он вышел, она подхватила пресловутый кусок мыла, прислонилась к стене и постаралась вернуть себе самообладание. Клубы пара, словно живые, поднимались к потолку.
Внезапно она вспомнила: она уже была здесь, или в каком-то похожем месте, и ее так же окутывал белый туман. И было это не однажды.
Она попыталась полнее воспроизвести ощущения из прошлого, но видение испарилось, остались лишь самые последние воспоминания, от которых тело напряглось и появилось пугающее и все-таки влекущее возбуждение.
Она выпрямилась под горячей струей, надеясь, что вода унесет непрошеные чувства, но когда она поднесла к коже благоухающий кусок мыла, то окончательно потеряла себя: всего несколько мгновений назад этот брусок держала его рука.
Дэн разложил подогретые консервированные спагетти в две миски, положил на тарелку несколько намазанных маслом кусков хлеба и отнес все это на стол. Повар из него никакой. Слишком много дел, слишком мало времени для чего-то другого.
— Можно вам помочь?
Дэн повернулся на звук шелкового голоса. Женщина, раскрасневшаяся, с распущенными влажными волосами, выходила из ванной комнаты.
— Нет, все уже готово.
На ней его вещи. Все чересчур большое, висит мешком, но головокружение его не оставляет. Не лучше, чем в ванной.
Он стоял возле душевой занавески, приказывая себе не думать о том, чтобы расстегнуть молнию на брюках, откинуть занавеску и прыгнуть туда, к ней. И вот она перед ним, в его сером балахоне. И вот… Бедра, колени, груди — ничего не скрывает прилипшая к телу ткань.