Но в первую смену в их классе учились десятиклассники, которых такое чтение не прельстило, и на следующий день книга лежала на первоначальном месте. Геля несколько раз перекладывала ее на самые видные участки, но всякий раз находила там, куда положила. И чем дальше книга выказывала норов, тем больше Геля понимала, что прощения ей нет и старушка будет преследовать ее всю жизнь. Стыда при этом никакого не ощущалось, но неопределенная тягота и желание от нее избавиться не проходили. В конце концов книга куда-то задевалась, но старушка продолжала преследовать Гелю. Снилась бредущей по чистому полю, и Геля никак не могла ее догнать — даже приблизиться, чтобы вернуть деньги. Во сне она понимала, что денег давно нет и снова выйдет обман, но старушку напористо настигала, выбиваясь из сил.
Гелю крепко встряхнула встреча с Мужиком. Одноклассница Таня Рындина жила тоже на Карлушке, но далеко от Гели: улица была длинная, пересекавшая весь город. Геля до школы ходила по Советской, а обратно — с Таней по Карлушке. Расстояние примерно одинаковое, но Таня полдороги все же составляла компанию. День прибавлялся, толчками и неохотно. Весна не шла, и, по сути, мало что изменилось со времени побивания портфелем нервнобольного Семенова, только стало грязнее. Бабуль разуверила Гелю, что хорея — вариант холеры.
— Пляска святого Витта, — Бабуль знала дореволюционные наименования заболеваний. У нее была старинная книга, но Геля ее не рассматривала из-за картинок с прокаженными, в связи с которыми, укладываясь спать, боялась поворачиваться к стенке. Теперь Бабуль спала вместе с Гелей на тахте, а книга вместе с другими валялась в сарае, и бояться было нечего, но память подпитывала старый страх, а история с обкраденной старушкой вконец расшатала нервы. Мужик вывернул на них на площади Ленина, практически у поворота на Карлушку. Он был в белых бурках, какие, судя по фотографии, дед носил «довойны». Таня жила на углу, и до дома ей оставались считанные шаги.
— Слышь, девчонки, — приветливо, но приглушенно сказал Мужик. — Вот пятьдесят рублей. Это по-старому пятьсот. Раз задую — и все.
Опытная Таня рванула с места и через полминуты скрылась в своей подворотне. А Геля знала про денежную реформу, которую поносили еще в Туторовском дед и Бабуль, но ей ничего не было известно про то, что именно Мужик собирается задуть. Смысл предполагаемого действия, оцененного в такие шальные деньги, доходил до нее медленно, как весна до города, где она теперь жила, и дошел окончательно только тогда, когда Мужик нашарил ее руку, свободную от портфеля, и приложил к нижней пуговице своего пальто, очень похожего на дедово. Под пуговицей что-то двигалось и росло так бурно, что ширина пальто не могла этого скрыть. Геля руку вырвала, но ее и саму вырвало на Мужика и частично на себя. Мужик замешкался, вытираясь, и Геле этого хватило, чтобы перебежать на другую сторону — к автобусной остановке. Она никогда не пользовалась транспортом, но на остановке были люди — много людей. Геля кое-как оттерлась снегом, ее внесло в подошедший автобус, и она судорожно оглядывалась — не успел ли сесть обрыганный ею Мужик.