В те моменты, когда я прекращал бессмысленные попытки порвать путы, я видел вполне уютную (с точки зрения меня связанного) пещерку и костерок, вокруг которого собрались пятеро… «Широколицых», всплыло в памяти слово. Над костром на вертеле жарился… больше всего это было похоже на кусок толстенной змеи. Пахла «змея» обалденно. Я буквально захлебывался слюной. И от этого еще больше бесился.
Сколько это длилось, сказать трудно. Но хватило, чтобы мясо дошло и широколицые приступили к трапезе.
Выглядело это так: каждый отхватывал ножом приличный кусок, потом стискивал его зубами, и тем же ножом отсекал схваченное у самых губ. И старательно пережевывал. Похоже, мясо было не из нежных.
Я наблюдал за процессом, примерно как пес из своего угла смотрит на семейный обед.
Нажрались. Четверо, отдуваясь и поглаживая животы, улеглись. В отличие от меня, не на голую землю, а на кипы шкур. Пятый отсек от остатков «змеи» кус размером с мой кулак, поднялся и подошел ко мне.
От широколицего воняло мокрой шерстью и еще чем-то… Плевать! Всё затмевал дух жареного мяса. Я опять задергался. Это было инстинктивное. Я не мог с этим справиться.
Широколицый пихнул меня ногой, опрокидывая и наступая на грудь. Ступня у него была раза в полтора шире моей. Нет, не у него. У нее. Хотя если бы не первичные половые признаки, я бы никогда об этом не догадался. Такой же широкий, волосатый торс, светлая поросль на тяжелом скошенном подбородке.
Мясо оказалось на расстоянии ладони от моего носа. Черная корочка снаружи, сочная розовая мякоть – внутри. Я почти чувствовал, как мои зубы впиваются в него, и горячий сок, еще более вкусный, чем свежая кровь, наполняет рот. Я дернулся, пытаясь ухватить.
Не получилось. Широколицая отодвинула кусок, фыркнула. Потом убрала ногу и уселась мне на грудь. Тяжеленная. Мне стало трудно дышать, но ее это не беспокоило. Скорее, наоборот. Она взяла меня за горло, сдавила. Легонько. Я знал: сделай она это в полную силу – смяла бы мое горло, как птичье яйцо. Придавила, придушила, а потом наклонилась и заглянула в глаза. А я – в ее. В синие, как небо, озерца с черными дырами зрачков, спрятанных в ямах-глазницах. И мне стало так страшно, будто я завис над бездной. Я забыл о том, как пахнет мясо. И о том, что еле дышу. Что-то ужасное медленно погружалось в мой мозг. Будто нож входит в живое мясо. Прорывает кожу, выдавливая алые капельки крови, и медленно-медленно погружается в плоть. Боли не было. Так бывает во время боя. Сначала – не больно. Ты смотришь на торчащий из твоего тела хвостовик стрелы, понимаешь, что ранен, но тебе не больно. Пока не больно.