Я отпускаю сцепление и удерживаю педаль газа, не выжимая ее полностью.
— Думаю, я поняла.
— Отпусти сцепление, но не газуй.
Я пытаюсь это повторить, но машина дергается и глохнет.
— Ты сорвала сцепление. Не отпускай сцепление слишком быстро. Пробуй снова, — говорит он совершенно невозмутимо. Он не расстроен, не огорчен и не собирается все бросать.
— Поддай газу. Не выжимай педаль полностью, просто начни движение.
Я делаю то же самое, но на этот раз машина трогается без рывков. Мы едем по взлетной полосе со скоростью десять миль в час.
— Выжми сцепление, — инструктирует он, кладет руку поверх моей и помогает переключиться на вторую скорость.
Я стараюсь не замечать нежное прикосновение его теплой руки, которое не подходит его характеру, и пытаюсь сосредоточиться на задаче. Он очень терпеливо и подробно рассказывает, как тормозить, пока мы доезжаем до конца взлетно-посадочной полосы. Наши пальцы до сих пор переплетены.
— Урок окончен? — спрашиваю я.
Алекс откашливается.
— Хм, да. — Он высвобождает руку и откидывает черные пряди, свободно падающие на лоб.
— Спасибо, — говорю я.
— Да, а то у меня из ушей кровь шла каждый раз, когда я слышал, сколько оборотов делает твой двигатель на школьной стоянке. Я сделал это не для того, чтобы показаться тебе хорошим парнем.
Я склоняю голову набок и пытаюсь заглянуть ему в глаза. Он не смотрит.
— Почему для тебя так важно, чтобы все считали тебя плохим? Расскажи мне.
Впервые мы говорили как цивилизованные люди. Теперь мне нужно придумать, как сломать окружающие ее стены. Мне нужно показать свое слабое место. Я смогу как-нибудь ей помочь, если она увидит, что я тоже уязвим. И почему-то я уверен, что, если буду нести чушь, она скажет мне об этом. Я не знаю, зачем это делаю: ради спора, ради проекта по химии, ради самого себя. Но на самом деле я рад, что не углубляюсь в мысли об этом.
— Моего отца убили у меня на глазах, когда мне было шесть лет, — произношу я.
Ее глаза расширяются.
— Правда?
Я киваю. Я не люблю говорить об этом и не уверен, что смогу, даже если захочу. Она закрывает рот ухоженными руками.
— Я не знала, что… О боже, мне так жаль. Наверное, это было ужасно.
— Да.
Хорошо, что я смог расслабиться и произнести это. Нервная улыбка моего отца стала потрясенной, когда в него выстрелили. Не могу поверить, что я вспомнил выражение его лица! Почему его улыбка сменилась шоком? Эту деталь я совершенно забыл. У меня в голове все перепуталось, и я обращаюсь к Бриттани:
— Если я буду переживать из-за всякого дерьма, то, когда этого не станет, я буду чувствовать себя как в день смерти моего отца. Я не хочу, чтобы это повторилось, поэтому больше меня ничего не волнует.