Но, вглядевшись в темноту и различив, по-видимому, знакомые лесные приметы, — зашагал уверенно и бойко.
Вверху снова стало светлеть и темными пятнами стали обозначаться под ногами кочки.
И тихо зашумели деревья.
Ах, дуб трещит
Да и комар пищит!
Лихо закатился задорный тенорок Трофима и оборвался.
Бешено и хищно, точно побуждаемый этим выкриком, Волк бросился на парня и тяжело ударил камнем по голове.
— А-а-а… — жутко и глухо простонал тот и, нелепо вскинув руками, грузно упал навзничь.
«Оглушил или… совсем?» — подумал Волк, слегка дрожа и опускаясь на колено перед лежащим.
Но Трофим лежал, глубоко уйдя в мох, точно в перину, и жутко белело его широкое лицо с черным пятом на правом висте. «Готов, — решил Волк. — Ну, да ладно… Дело сделано…»
Не мешкая, стащил сапоги с тяжелых, как свинец, ног убитого и, когда из-за голенища одного сапога выпал бумажник, — Волк торопливо, точно боясь, что мертвец увидит, сунул его за пазуху. Так же наскоро, дрожа, скинул с ног дырявые бредни и надел сапоги Трофима.
Потом — пошел. Озираясь, крадучись, как таежный хищник от падали, быстро и беззвучно, почти не касаясь земли.
И чудилось ему, будто стена вырастала перед глазами, — часто натыкался на стволы, зацеплял ногами за корни.
Протягивал вперед руки и тщетно вглядывался в непроницаемую тьму.
«Надо влево, к реке. А там назад, в Кангутово. Пароход будет в Енисейск дня через два, — лихорадочно проносилось в мозгу. А там — в Красноярск…»
И снова шел уверенно, не замечая тьмы, долго шел, пока не запыхался. Остановился, наскоро скрутил цигарку.
Вспыхнувшая спичка бросила дрожащий робкий свет на кустики и мшистый холмик в сторонке, на котором забелело что-то жутко-знакомое.
Что это? Неужели?
Волк невольно шагнул вперед и почувствовал, как зашевелились под шапкой волосы: перед ним белело жуткое лицо лежащего Трофима!
Спотыкаясь, с бьющимся сердцем, торопливо пошел снова — влево, крепко зажмурив глаза.
Шел долго, обхватывая руками встречающиеся на пути деревья, быстро, как никогда не ходил, и, наконец, почувствовал, как захватывает дух от усталости. Вот-вот свалится, обессиленный… Но все шел и шел, и казалось ему, что идет он давно-давно: месяц, год, больше — целую вечность.
Наконец, держась за грудь, которую внутри палило огнем, опустился на землю.
Пролежавши несколько секунд с закрытыми глазами и отдышавшись, открыл их и вскрикнул от ужаса — перед самыми глазами белели крупные неподвижные ступни разутых ног… Несмотря на тьму, — ясно различал короткие, полные пальцы с плоскими, широкими ногтями…
В ужасе вскочил и тихо, отступая, затаив дыхание, словно боясь, что мертвец подымется и пойдет за ним, — стал удаляться от страшного места.