С этими мятущимися мыслями Сергей ехал в метро на работу. Всегда он выходил на Арбатской. Теперь же, размечтавшись, прокатил мимо и сошел на Смоленской.
Утро было солнечным, теплым. Люди шли на работу не торопясь, любуясь чистым небом, умытыми мостовыми, слушая воркованье голубей, вдыхая аромат цветущих лип. Сергей же брел по тротуару, опустив голову, обходя или перешагивая оставленные водовозом лужи.
В сквере на Гоголевском бульваре его кто-то схватил за руку. Сергей оглянулся и сразу узнал знакомого отставного генерала. Он сидел с газетой в руках на лавочке под кленом в легком белом костюме и домашних войлочных тапочках. Серые живые глаза его, как в тот раз, весело блестели. Пышные белые усы браво топорщились.
— С добрым утром, кавалерия! — сказал он и чуть тронул кулаком усы.
— Здравия желаю, товарищ генерал! — обрадовался Сергей.
— На работу?
— Да. Я здесь рядом…
— А я в этом доме, — указал генерал на серое громоздкое здание с облезлыми балконами. — Выхожу вот по утрам, на солнышке греюсь.
— Вот как! — удивился Сергей. — Сколько ходил и ни разу не — встретил вас.
— А я однажды видел тебя. Но, жаль, издали. Историю-то с конем я не досказал.
— Да, — вздохнул Сергей. — Прервали нас.
Генерал, уступая место, подвинулся на край скамейки, даже упавшие листики клена смел.
— Так я теперь доскажу. Садись. До девяти еще целый час.
Сергей охотно сел. Торопиться ему было некуда. Письма все вчера были отосланы, а новые Зобов еще не разметил. Единственно, что ему хотелось, — это встретиться наедине с Асей. Но вряд ли она будет одна. С ней идет то сестра, которая каждое утро носит ребенка в ясли, то какой-то капитан-связист, названный ею не то в шутку, не то — всерьез «соседом». Лучше посидеть здесь с этим добрым, неунывающим человеком.
— Так вот, — начал генерал. — Когда мы захватили штаб-квартиру генерала Шкуро, был у меня конь по кличке Ревнитель. Красавец конь. Весь вороной, а ноги, представляете, белые. Белые, как пух у лебедя. И на лбу, под челкой, такая же звездочка величиной с кулак. Шея дугой. Глаза орлиные с косинкой. А резвость… феноменальная. На месте, бывало, не стоит. Землю копытом роет. Ах, ах! И фырчит. Злится, что не сажусь. Ох, и любил же скакать под седлом! Овсом не корми. И уж как скакал… Как он скакал! По воздуху птицей летал. Забор ему не забор, стена не стена… Только поводья опусти да покрепче держись. А уж как увидит беляка, удержу нет. Весь вытянется в струну, ноздри раздует— и пошла- Только ветер свистит в ушах. Руби, не зевай. Сам для ловкого удара подвозит.