Нет, с него хватит! Не потому ушел от них, чтобы повторилось былое. Впрочем, пройти-то прошло, но, как говорится, травой не заросло...
С мужчинами все понятно, а вот с Катериной встретиться нужно было бы: рано или поздно они все же должны поговорить. А с Надеждой? Надя тоже хорошая женщина. Одна в войну растила двоих детишек, сберегла их, помощи ей ни от кого не было — и ее родные, и родные Игнатия погибли. Вернулся он или нет?
С Надей, как чувствует Иосиф, особого разговора не могло получиться, она как бы в удалении от него, в своих материнских заботах. Так и должно быть.
Иосиф думал о встрече с Катей, но не представлял, что она будет такой неожиданной и в такое неподходящее для него время. Гром среди ясного неба: Катя!..
Она, как только увидела его, так сразу же и признала, закричала: «Дядя Иосиф!..»
И он узнал ее. Еще не увидев, по голосу понял: она...
Услышав ее голос, Иосиф от неожиданности чуть не лишился чувств: подкосились ноги, он пошатнулся, но устоял, до хруста сжав рукой костыль, на который опирался. Катя закричала, и показалось, что в его выстуженную, опустевшую душу мгновенно ворвалось что-то пусть подзабытое, но уж очень дорогое и близкое. Словами это высказать можно разве что так: в темной холодной ночи вдруг дохнуло теплом, озарило вспышкой света. Да, да, дохнуло тем ранним весенним теплом, озарило тем светом, что случается на исходе зимы, — вдруг на мгновение коснется тебя, взбодрит и тут же исчезнет, оставив волнующие воспоминания...
И сразу перед глазами промелькнула затопленная Гуда... Увидел угрюмого, неприветливого Ефима на взгорке — махал в темноте фонарем: не ему ли светил?.. Если ему, если знал, что он плывет, так зачем было светить, коль затем так жестоко поступил с ним?
Увиделась горящая хата, освещенный отблесками пожара клин бора... К нему, к бору, от взгорка плыл Иосиф. Плыл, как и прежде на спине, время от времени приподнимая голову, и глядел в сторону сарая, где нашли спасение люди, и не видел там Кати — хотя как во тьме различишь. Чувствовал, что нет ее на островке среди односельчан.
Все это на мгновение представилось ему, промелькнуло перед глазами, и вот она, Катя, наяву перед ним, да не одна, а с сыночком, как две капли воды похожим на Петра...
Иосиф, взглянув на Катю с мальчиком, испугался: вдруг их увидят те, за кем он «охотится», да подумают, что мать и ребенок родные ему. Тогда не миновать беды.
Кое-как уняв волнение, на ее крик: «Это ты, ты!..» ответил нарочито холодно: «Обознались, гражданочка» да «мальчика не пугайте...».