— Что правда, то правда. Сейчас меня с тобой только смерть разлучит. Всего боюсь, Иосифка, а ее — нет. Но только чтобы не поздняя.
Последнее сказала загадочно, но он понял: боится, вдруг он раньше уйдет, тогда что с ней будет?..
Понял, но сказал об ином:
— Плывем, а куда — не спрашиваешь.
— Не спрашиваю. Я же с тобой.
— Место одно у меня есть, там никто нас не найдет.
— Дай боже, — сказала она и умолкла, закрыла глаза, осторожно прислонилась спиной к борту челна.
Иосиф, отодвинувшись к корме, снял с тебя старую, потрепанную фуфайку, расстелил на дне суденышка. Затем достал из-за пазухи раздавленный букетик материнок, отложил в сторону, стащил через голову фланелевую рубашку, сказал:
— Ляг, поспи. Нам еще долго плыть. Я тебя накрою.
Текля заметила букетик, ничего не спрашивая, молча легла на дно челна. Иосиф накрыл ее рубашкой, взял цветы, опустил руку за борт, разжал. Течение подхватило букетик, понесло, туда, где остался город.
— В городе у меня друг был, — сказал Иосиф. — Звали его Архипом. И приснился мне странный сон... Проснулся и понял: с ним что-то случилось. Приплыл в город, а его уже похоронили. Возле его двора я нашел этот букетик. Я поднял цветы, пошел на базар и там тебя встретил... Пусть эти цветы возвращаются туда, где остался мой друг. Я знаю, кто принес ему матердушки, — внуки. Знаю, он очень любил внучку и внука, а они — его...
Говорил он тихо, последние слова уже себе, Текля, как только легла, сразу же и заснула.
Течение расплело букетик, цветы растащило по сторонам, и он, последний раз взглянув на них, подумал: а сон в руку. И об Архипе, и о Теклюшке. Ведь образ, явившийся с горизонта во сне, оттуда, где исчез Архип, — Теклюшка.
Иосиф посмотрел на нее. Текля лежала на дне челна на его фуфайке, накрытая его рубашкой. Ее глаза были закрыты, выцветшие ресницы, когда- то темные и длинные, еле заметно вздрагивали...
Иосиф ловко орудовал шестом, стараясь не поднимать шума. Челн скользил возле топляков, валунов, кустов, время от времени попадавшихся на его пути, и все дальше и дальше уходил от города.
Время от времени поглядывая на сонную Теклюшку, Иосиф думал о том, что и у него, и у нее начинается новая жизнь, их совместная жизнь.
Он не задумывался, сколь долгой она будет, и вообще, долгой ли, в голове проносилось одно: «Господи, какая же она родная и через столько лет... »
...Тем временем, когда на следующий день после встречи с Катей на базаре обессиленный Иосиф, вернувшись на хутор, упал на землю, не зная, что дальше делать, от Гуды в Кошару выплыла лодка. Это была его, Иосифа лодка. Семь лет тому в паводок, затопивший Гуду после того, как взорвалась дамба, он оставил ее односельчанам.