Перевод русского. Дневник фройляйн Мюллер — фрау Иванов (Моурик, Баранникова) - страница 97

И вот я, вся из себя западная немка, однажды где-то в самой колыбели коммунизма, в СССР, вдруг слышу комплименты: ах, Германия! Мы там жили, когда мой папа работал в ГДР! Или служил в ГДР! Чудная ГДР! Какие там чистенькие у вас домики! Как красиво по выходным одеваются люди! Какие у вас хорошие колготки, какой крем для рук…

Внутренне я взбунтовалась. Постойте! Вы что себе думаете… Зачем же нас уравнивать? Вы думаете, что я… что мы… Боже мой, как глупо и стыдно.

Теперь уже и время то миновало, и стена давно рухнула, а образ той страны, обложенной камнями и запретами, – остался. И образ этот не оставит меня, несмотря на объединение Германии. Так мы и живем, образами, и не собираемся с ними расставаться. Я знаю точно, что и теперь, в двадцать первом веке, некоторые немцы думают, что Россия – это тайга и медведи, водка и матрешка. Образы возникают в нашем сознании из впечатлений (и при слове «дом» может всплыть из глубины лампа под абажуром с кистями и мерный стук маминой швейной машинки) или навязываются нам картинкой или звуком. Скажешь: «Франция!» – и тут же вообразишь Эйфелеву башню, услышишь аккордеон… «Испания!» – и вот он, взмах алого плаща перед налитым кровью бычьим глазом, и гитары страстный перебор… «Италия!» – и льется, как бархатное вино в бокал, солнечный голос гондольера, «Куба!» – и задымилась сигара, и задымился мотор у старого квадратного автомобиля – хоть ты и не был на Кубе никогда!.. А «Россия»? Водка, тройка, меха? Снег, балет, икра? Никакого определенного символа, хоть ты там и был, а хуже того – не был. Но жалко, что водка – образ весьма устойчивый, особенно для тех, кто там не был!

Я знала одного барона (или князя) родом из Северной Осетии, из состоятельной дворянской семьи: он был прекрасно образован, знал четыре языка. Осанист, красив, подбородок вверх. Походка раскованная, уверенная. Он хотел продать в Германии лошадей, которых тренировал для выездки, и просил меня помочь ему в этом деле. Единственное, что я знала про лошадей, – это то, что у меня на них аллергия. Но помогать нужно было с бумагами, поэтому я решила помочь; впервые я вчитывалась в названия лошадиных пород, разглядывала библейски длинные родословные: Парсифаль родился от Выдумки и Пробега, Глория и Призрак произвели на свет Овацию, которая стала женой Фельдмушеля и родила Прибоя…

Так вот, когда барон (князь) приезжал в Германию, он любил где-нибудь за общим обеденным столом потешить немцев рассказами о России. Немцы слушали замерев.

– У нас в Москве бывают такие морозы, что даже волки не воют. И бензин замерзает в машине…