В один прекрасный вечер, вышитый нитью судьбы, в сияющем огнями концертном зале Фридрих Шмидт провел отца и дядю Гюнтера на самые лучшие места.
Он обвел взглядом ярусы, ложи и балкон, украшенные позолотой и резьбой в виде лавровых венков. Фридрих слышал, что все билеты на концерт распроданы, и все-таки никак не мог представить, что зал скоро заполнится зрителями.
— Ничего, что вам придется подождать?
Отец восхищенно взмахнул рукой:
— Мы пока будем сидеть и любоваться всем этим великолепием!
— Мы же специально хотели прийти пораньше, — сказал дядя Гюнтер. — Чтобы все увидеть от начала до конца. Такая честь — сам дирижер нас усаживает на места! Долгую дорогу ты осилил, Фридрих.
— Мы вместе осилили, дядюшка! В конце концов, кто меня учил ездить на велосипеде и играть на губной гармошке?
Дядя Гюнтер засмеялся и подмигнул.
— Я учил! Как приятно, что ты помнишь:
— А кто был моим первым и самым лучшим учителем? — Он сжал отцовское плечо.
Отец улыбнулся:
— Спасибо, сын.
Дядя Гюнтер поправил воротник, оттянув пальцем узел шелкового галстука. Выходной костюм — совсем не то, что комбинезон для работы на фабрике.
— Ты знаешь, я редко ношу галстук, но твои концерты неизменно того сто́ят!
За прошедшие годы отец и дядя Гюнтер не раз приходили на концерты, которыми он дирижировал, но сегодняшний вечер был особенным. Фридрих присел на подлокотник отцовского кресла. Он не меньше отца и дяди изумлялся, вспоминая пройденный путь, который привел его из Троссингена в Берн и в конце концов сюда, в нью-йоркский Карнеги-холл — дирижировать симфоническим оркестром «Эмпайр Филармоник».
На открытии Карнеги-холла дирижировал Чайковский. Сам Чайковский! Фридрих поверить не мог, что ему предстоит выступать на той же сцене.
Словно угадав его мысли, отец сказал:
— Говорят, все музыканты, выступавшие в Карнеги-холле, оставили здесь частичку своей души.