— Не боялась. Ты ведь рядом был. Я бы закричала, ты бы решетки выломал. Нет никаких мажоров. Не было никогда.
Я все еще его умоляла, на что-то надеялась, искала в черных глазах того Сашу, который от моих слез с ума сходил, на руках качал, как ребенка.
— Какие показания? Кто заберет? — судорожно сжимая его руки, — Ты что такое говоришь? Это же я. Посмотри на меня, мне в глаза. Ты ведь меня знаешь. Каждый вздох мой знаешь…
И чувствовать, как пол качается под ногами — не знает. Пустой у него взгляд. Нет там ничего. Там даже моего отражения нет.
— Что с тобой? Я не узнаю тебя… не узнаю. Не ты это. Не ты, — закричать и стиснуть его руки так сильно, что захрустели у самой суставы.
* * *
Я в ее зрачках вижу, как улыбка губы мои растягивает… вижу, а сам не чувствую. Как после анестезии. Иногда монстр была в хорошем настроении, а может, просто не желала портить свою любимую игрушку — хрен ее знает. Ну так вот, она давала указания резать меня все же под обезболивающими. Но я видел все, что они делали со мной. Видел, но не ощущал. Как сейчас. Потому что онемела каждая клетка души. Она начала отмирать уже тогда. Полностью она атрофируется чуть позже.
Но там, в ее глазах я улыбаюсь… улыбаюсь, чтобы сдержаться, чтобы не раскрошить на хрен стол этот рядом с нами. Прямо об стену. Потому что сучка права. Потому что она, мать ее, права. Даже сейчас… после всего я бы выломал. Дьявол ее побери, я бы выломал любые решетки, я бы свернул шеи всем, но не позволил до нее дотронуться никому другому. Сам в мыслях убивал ее… а представить, что кто-то другой боль причинит, не мог.
Дряяяяянь… Как же ты меня на себя подсадила-то? Как же ты въелась-то в легкие так, что каждый вдох с твоим ароматом? Ненавижу.
Выкрутил ей руки, освобождая свои и за плечи хватая, в воздух ее поднимая и впечатывая в стену. Наклонился к лицу и зашипел, чувствуя, как подкатывает к горлу ярость. Приливами раскаленной лавы.
— ТЫ? А кто ты??? Кто ты, скажи мне? Я тебя ни хрена не знаю. Ни хре-на, понимаешь?
Тряхнуть так за плечи, что головой об стену ударилась, а в глазах неверие и непонимание, и страх начинает зарождаться.
— Боишься, да? Думала, нелюдь все еще натасканной драной псиной кинется с благодарностью в ладони твои тыкаться, девочка? Так вот, ты ошиблась. Здесь смрад такой, что отбивает нюх напрочь. Права ты. Не я это. И не было меня никогда. Не было. Я тут понял, что не было меня настоящего. Ладонь занес для удара, и в кулак пальцы сомкнулись… не мог. Все еще не мог в ту минуту.
А потом вдруг резко глаза опустил и едва не задохнулся… Увидел, что кофта ее, мешком висевшая, задралась, и живот открылся. Округлившийся маленький живот. Слишком долго рядом с беременными провел, чтобы не понять сразу. На автомате отпустил ее на пол, отходя на шаг назад, но не убирая руки с плеч. И дернул в стороны тряпье ее, разрывая, оголяя. Чтобы застонать с открытым ртом, увидев, что на самом деле… на самом деле беременная. Маленький живот. Аккуратный. И срок маленький… куда меньше, чем должен быть, если от… если от меня…