Соколов даже не различил возникшего в воздухе напряжения. «Пойдем, Андрюшенька, пойдем», – он подхватил Ганина под руку. Они вышли на улицу.
Ходьба давалась Соколову тяжело. Он пыхтел, то и дело промокал лоб платком и прекратил упражнения у первого же бара.
Когда они заказали пиво и сели за столик, Ганин спросил:
– Работаешь по субботам?
– Работаю, Андрюша, работаю как проклятый. И по субботам, и по воскресеньям. Ну! Будем! – Соколов звякнул своей кружкой о кружку Ганина и сделал несколько больших глотков. – Устроился вот. Помощником депутата. Видел бы ты этого депутата, Андрей. Настоящее дитя порока, а не депутат.
– Хулиганит?
– Не то слово. Давеча в три часа ночи звонили. Были вдрабадан и с девицами. Потребовали вымутить им кокаина. Так и сказали, между прочим, – вымутить.
– И что?
– Что, – Соколов вздохнул. – Вымутил. – Он приложился к своему пиву. – Всегда вымучиваю. Эта тварь может за раз килограмм кокаина носом всосать.
Ганин усмехнулся.
– Есть у депутата фамилия?
– Есть, да не про твою честь. По контракту, который суки заставили меня подписать, вся информация по работе – военная тайна. Имена, фамилии, неосторожные фразы, кокос – все. Но если очень интересно, намекну: в газете мы про этого депутата часто писали. Законотворческие инициативы и все такое. Ты не представляешь, как у меня руки чешутся устроить слив. Но, не кусай руку дающего и не бит будешь, – Соколов опрокинул в себя остатки кружки. – Сам-то как, Андрей? Где?
Ганин пожал плечами.
– Постригся. Выглядишь хорошо, – Соколов сделал догадку. – Признайся, Андрюха. Ты ведь в пиар пошел?
Ганин подумал и решил согласиться.
– Ну, да. В пиар.
– Молоток! Я всегда говорил: надо в пиар! Будущее за паблик рилейшнз. К кому тебя занесло? К нашим? Или к американцам?
– К нашим, – сказал Ганин. – Работаю в полях. С народом.
– С народом это хорошо. С народом надо дружить. А то, знаешь, тут у нас такие депутаты – вроде моего гада, – что посмотрит народ, посмотрит, да однажды возьмет вилы и пойдет брать власть в свои руки. А пиарщики любой власти нужны. Особенно если дружба уже есть. Состоялась, так сказать.
Соколов махнул рукой официантке.
– Может, водки, Андрюш? – спросил он Ганина.
– Может.
Через минуту у них на столе стояли холодный запотевший графин и две полные пивные кружки. По привычке, вынесенной со времен редакции, закуску решили не брать.
Они разлили водку по рюмкам, чокнулись, проглотили. Запили из кружек. Соколов расслабился. Развалился на стуле, покраснел. На руке у него, заметил Ганин, болтались золотые часы – по виду дорогие. На ногах были английские туфли. Костюм сидел хорошо, скрывал тучные телеса. Судя по всему, дела у бывшего коллеги, несмотря на все его жалобы, шли неплохо: приближенность к неназванному депутату приносила плоды.