– Значит, есть просто любимая и желанная, – поймала она его на слове.
– Эх, Ириша, других не существует. Там, где ты прошла, остальным делать нечего, пусть отдыхают.
За это признание она наградила его страстным поцелуем и Сергей с юношеской пылкостью снова овладел ею.
– Не волнуйся, милый, о своем долге я прекрасно знаю, – возразила она, когда они разомкнули объятия. – У нас, к счастью, нет брачного контракта, как на Западе, поэтому я вольна поступать по своему усмотрению и настроению, поэтому не будь строптивым.
– Тогда, родная, тоже не обессудь, я тоже волен поступать, как посчитаю нужным, – парировал Зотов с едва заметным раздражением, недовольный тем, что жена обратила в действие свое главное оружие, перед которым невозможно устоять. Он вдруг неожиданно заявил.– На тебе свет клином не сошелся…
Прикрыл рот ладонью, но было поздно.
– Сережа, подумай, о чем ты говоришь? Я никогда не ожидала от тебя такое услышать, – со слезами в голосе упрекнула она и уткнулась лицом в подушку.
– Ира, Ириша, прости родная, – Сергей поспешно обнял ее за плечи. – Это прозвучало неосознанно, на подсознательно уровне. Меня задергали на работе, вот и сорвалось. Прости, не обижайся. И постарайся меня понять. Ты предлагаешь невозможное. Отказаться от дела равнозначно дезертирству, признанию своей трусости перед криминалитетом. В военные годы за это отдавали под трибунал, а то и на месте пускали в расход.
– Сейчас не военное время, – напомнила, женщина, смахнув ладонью слезы.
– На войне враг виден, а в моей работе он наносит коварный удар в спину. И, если я его не обезоружу, не арестую, то он причинит много бед честным порядочным гражданам, – пояснил следователь. – Это, как у разведчиков, агентов незримый, но жестокий поединок. И потом я не могу подставлять под удар своих коллег, независимо от того, есть ли у них семьи или нет.. Это в высшей степени непорядочно и негуманно. не в моем характере прятаться за чужими спинами. – А по отношению ко мне и Юле, родителям разве гуманно? Ты себя и нас подвергаешь опасности.
Сергей не нашел аргументов для возражения.
– Ладно, не обижайся, родная, – он бережно поцеловал ее в теплое с шелковистой смуглой от загара кожей плечо и искренне признался. – Ты для меня самая дорогая и желанная. Хочешь, чтобы развеялись твои сомнения, прочитаю стихи? Они мне и самому очень нравятся. Она кивнула головой с разметавшимися и спутавшимися после любовной схватке волосами, на его грудь и смежила ресницы.
– Слушай, – попросил он и прошептал в ее ушко:
Я боюсь потерять это светлое чудо,