– У нас сложная с этим ситуация, – вздохнула Саша, – в газетах и в интернете много негатива о том, как отцы-иностранцы лишают мать-россиянку ребенка. Боюсь, чисто психологически это будет трудно.
– Микеле не просит отдать ему сына, – сказал дон Этторе. – Он хочет иметь право с ним видеться, быть его отцом, хочет принимать участие в его воспитании. Его сын наполовину итальянец он должен учить язык, чтобы разговаривать с бабушкой и дедушкой, пусть даже по интернету!
Так Александра и вляпалась в этот процесс.
Ей понравился старый священник, и она готова была поверить и попробовать помочь, хотя особо обнадеживать не хотелось.
Дон Этторе так воодушевился и обрадовался, уверяя, что это сам Господь услышал его молитвы и послал помощь! Разве мог он себе представить, что, навещая кузину в Венеции, случайно познакомится с адвокатом из России, говорящей по-итальянски, да еще и понимающей их образ жизни. Наличие друга – полицейского его еще больше убедило в том, что случайностей не бывает и чудо послано ему по горячим просьбам к Небесам.
На следующий день девушка улетала домой, поэтому с Микеле пришлось знакомиться по скайпу, причем молодой ученый в беседах произвел очень хорошее впечатление.
Через пару недель она получила по почте пухлый конверт с доверенностью на множестве листов, какие пишут обычно итальянские нотариусы, со всеми необходимыми печатями и апостилями, кипу необходимых документов и приступила к работе.
Восстановить отцовство Микеле удалось довольно быстро, заочное решение, лишившее его родительских прав, было отменено.
Микеле готов был танцевать на другом конце телефонной линии, передавал пламенные приветы и благословения дона Этторе, хотя Саша была далека от празднований. Она прекрасно понимала, что, несмотря на права отца, встретиться с Серджио ее итальянскому клиенту удастся не скоро.
Полгода она как на работу ездила в соседний город, чувствуя себе абсолютно разбитой после каждого процесса.
Ей удалось убедить суд в невиновности и Микеле, и старого священника, причем оба категорически отказывались от предъявления каких-либо претензий к Татьяне, одному не позволяло христианское смирение: – Я переживу, а ведь её душе не спастись, – печально вздыхал дон Этторе, второму чувство порядочности : – Она мать моего ребенка, и, что бы она не делала, я не могу ее обвинять, Серджио не поймет меня, когда вырастет,– горячился Микеле.
Увы, совсем не так вела себя Татьяна.
Каждый раз, возвращаясь в свой номер в гостинице после процесса, Саша долго стояла под душем, словно пытаясь смыть обрушившуюся на нее грязь.