Но Гартмут не испугался странного пришельца. Одарив его приветливой улыбкой, он спросил, обводя полки рукой:
— Что будет угодно господину барону?
Берлепш вытаращился на него единственным зрячим глазом. Похоже, он не ожидал, что будет узнан. Наконец он раскрыл рот и проговорил глухим голосом:
— Этот хлеб, он меня не интересует.
— Быть может, господин барон подождет? — так же учтиво предложил Гармут. — Вот-вот подоспеет дивный ржаной хлеб.
Берлепш шагнул к прилавку, пристукнув по полу тростью.
— Мне не нужен этот хлеб, — прохрипел он, сверля мальчика глазом. — Подай мне тот, что ты сделал только что.
Гартмут оторопел. Неужели барон видел в окно, как он собирал проклятые гугельхупфы? Но зачем они ему понадобились?
— Господин барон, — робко проговорил он, — это не хлеб. Это. — Он не находил слов.
— Я сам знаю, что это, — оборвал его барон. — Иди и принеси мне их, мальчик. Принеси все до одного.
Гартмут колебался, поглядывая на дверь, из которой вот-вот должны были появиться первые посетители.
Берлепш словно прочел его мысли.
— Не жди их сейчас, — сказал он. — Но и не тяни. Скорей же!
Эти слова подстегнули Гартмута. Пускай барон знает о чертовой выпечке — главное, он хочет ее забрать, а это значит, что ему, Гартмуту, не придется тайком выносить мешок из дома и топить в речке, как он собирался сделать. Он выволок тяжелый узел из-под кровати и с трудом снес его вниз, стараясь не попадаться на глаза работникам.
Берлепш ожидал его там же. Правая сторона его лица странно подергивалась, будто в предвкушении.
— Давай сюда, — нетерпеливо произнес он и с неожиданной силой выхватил узел из рук Гартмута. Быстро заглянув внутрь, он отпрянул, словно при виде чего-то донельзя отвратительного, и перевел изумленный взгляд на Гартмута.
— Что произошло? — не спросил, а скорее приказал он.
И Гартмут, понимая, что этот человек поможет ему раскрыть правду, без утайки рассказал все. Когда он закончил, Берлепш некоторое время молчал.
— Какого цвета были их колпаки? — наконец спросил он.
— Я не разглядел, — признался Гартмут. — Было темно. они копошились.
— Да, они копошатся, — произнес Берлепш резко.
— Но кто они такие? — робко спросил Гартмут.
Вместо ответа Берлепш порылся в кармане и бросил на прилавок золотую монету в десять марок. Это было целое богатство, но Гартмут вовсе ему не обрадовался. На монету он едва посмотрел — он жаждал услышать ответ. И Берлепш заметил это.
— Приходи ко мне, когда сможешь, — промолвил он, и в его хриплом голосе послышалось удовлетворение. — Я расскажу тебе. Но никому не говори о том, что видел. И о том, что сделал.