Профессор Гелднер принял Гартмута с радушием и сразу отметил про себя удивительные лингвистические способности юноши. Персидский тот постигал со скоростью прямо поразительной, а его усидчивость и работоспособность были просто феноменальны. Водились за ним и странности — так, он, судя по всему, сознательно не вступил ни в одну из разношерстных студенческих корпораций, издавна процветавших в Тюбингенском университете. Были среди них общества, объединяющие воинственных сторонников германской идеи, были и кружки безобидных любителей пива. Почти все однокурсники Гартмута примкнули к одной из корпораций, однако сам он не проявил ни малейшего желания стать буршем. Создавалось впечатление, что его не интересует ни политика, ни простые житейские радости. Учеба и персидский язык были его единственными увлечениями, что резко выделяло его из буйной студенческой среды. Казалось бы, это обеспечит ему непростую жизнь и нелестное звание зубрилы. Однако студенты скорее его сторонились, и некоторые, в особенности лихие дуэлянты с багровыми шрамами на лицах, удивительным образом старались его избегать. Это ставило профессора Гелднера в тупик, и он принялся исподволь изучать необычного студента. Выяснил, что большую часть времени вне занятий тот проводит в библиотеке или в общежитии за книгами. Что изредка в одиночку уходит гулять за город и возвращается затемно. Что в групповых попойках не участвует, за девушками не волочится. Гартмут Шоске был странный тип, какие доселе профессору Гелднеру не встречались.
Однако успехи его были колоссальны. Уже через год он читал и говорил по-персидски почти без акцента и знал классическую персидскую литературу назубок. Особенно интересовали его средневековые персидские трактаты по медицине, и уже на второй год он рассказал профессору, что хотел бы заняться их изучением серьезно. Вскорости в университетском сборнике появилась его блестящая статья «Немного о языке „Захира-йи Хорезмшахи” аль-Джурджани», и профессор Гелднер понял, что многообещающего юношу необходимо опекать.
Гартмут не стремился произвести впечатление. Меньше всего он думал об академической карьере. Читать лекции в университете — занятия скучнее не придумаешь. Но и своей будущей профессии он не видел. Его тяготил дар. Как существование обыкновенных людей делает осмысленной их профессия или общественное служение, так дар делал осмысленным его существование. Без него, этого дара, Гартмут был бы ничем. По-видимому, избавлять города от болезнетворных духов было его миссией. Если для этого нужен персидский язык — что ж, он его выучит, и выучит хорошо. Словно средневековый воин, который неспешно готовится к встрече с противником — точит меч, натягивает кольчугу, надевает шлем, так и Гартмут терпеливо набирал свой арсенал — увесистые глаголы, мощные существительные, мелкие, но меткие наречия и междометия. Неспешно и старательно строил он внутри себя здание второго языка, которое собирался использовать в военных целях. Противника своего он знал — встреча с моровой девой ждала его.