«Какое важное и значительное у нее лицо», — снова подумала Ольга Николаевна, и вдруг ее пронзило чувство: удочерить бы такую девочку! И тотчас она удивилась самой себе: «Почему удочерить? Почему не родить?.. Родить — и, как моя мама мне, внушать ей свои стремления, считать талантливой, мечтать о ее великой планиде, а потом огорчаться, что жизнь обыденнее мечтаний…»
Но и этим мыслям Ольга Николаевна тоже удивилась: откуда к ней пришло слово «родить»? Кто же он, с кем бы она хотела продолжить себя в ребенке? Если может… Только не Альберт, упаси боже!.. Чье же промелькнуло лицо?
Так бывает в редкие мгновения жизни: увидишь в середине лета у какой-нибудь старухи в руках букет ромашек, купишь, поднесешь к лицу, и вдруг открываешь, что давно стосковалась по лугам, по березняку, по вольным птичьим голосам. Или услышишь, может быть, в вагонной давке, в духоте, в метро мужской голос, похожий на голос другого человека, когда-то встреченного в ранней юности, и внезапно поймешь, что все эти годы тайно скучала о нем, и захочется его найти, обменяться хотя бы письмами, что-то вспомнить невосполнимое никакими другими встречами… Какие неожиданные открытия бывают в самой себе!.. И сейчас, видя черты Медведева в прелестном детском лице, она неожиданно почувствовала смутное беспокойство, услышала невнятный голос откровения, ощутила себя как перед какой-то болезнью — не той ли, которую Пушкин назвал «болезнью любви»?.. И откуда все это явилось? Не было, казалось, причин — и спокойно входила в палату. Правда, присматривалась, пыталась увидеть Медведева тем здоровым и недюжинным человеком, с которым однажды подружился ее брат. И не забывала, как вздрогнула, когда Виктор стукнул кулаком по обеденному столу в ответ на ее фразу: «Медведев останется инвалидом…» Ну и что? Нет, слишком часто она видела Медведева лежащим на больничной койке, думала о его травме, ощущала безволие мышц его ног, вдыхала тяжелый запах увечья. Материнское чувство он пробуждал не однажды, но… Просто девочка хороша, а через нее «похорошел» и приблизился Олег Николаевич.
Порыв и фантазии прошли, как откатилась волна. Оказывается, Ольга Николаевна задала Любе какой-то вопрос, и девочка отвечает.
— Мама говорит, — слышится детский голос, — что папа у нас не совсем обычный: слишком много путешествует, но мы его любим… А сейчас его держат дела в Одессе, — добавляет девочка.
Ольга Николаевна прощается с ней и, пока идет до станции метро, к ней возвращаются трезвые мысли врача. Кажется, ей удалось узнать о больном главное — и в то же время она никого не встревожила, и это хорошо. Никто от Медведева не отказывался и не отказывается. Олег Николаевич именно прячется, скрывая свое уродство, боясь их потрясения. Но не вечно же… А что, если права Лилиана Борисовна, которой всегда все известно и которая считает, что Медведев давно разошелся с Любиной матерью? Но отчего он так терзается, смотрит фотографии?.. Надо обдумать.