– С этим я разберусь сам, – процедил Аран и поднял меня на руки.
Боль врезалась тысячами лезвий, и я потеряла сознание.
* * *
– Мой тар, королевская кровь! – услышала я, но сквозь красную дымку, стоящую перед глазами, не смогла ничего разглядеть.
– У меня нет выбора, Брит.
– Она фейнка! Неизвестно, как отразится на ней ритуал. Это очень рискованно и для нее и для вас.
– Она моя эйни-тар, и она умирает. Подготовь шлюпку, вряд ли я смогу лететь.
– И не только лететь, – донеслось нам вслед.
Аран не ответил. Он быстро шел вперед, туда, где, судя по плеску и горькому привкусу соли в воздухе, находилась вода.
Я по-прежнему ничего толком не видела, зато сразу поняла, что меня положили на широкий гладкий камень. Поверхность была прохладной и чуть влажной. Приятно… Странно, что я вообще почувствовала это, ибо даже боль уже притупилась, и своего тела я почти не ощущала.
Аран провел рукой от моего лба к подбородку, по шее вниз, к животу, и уже двумя руками – по ногам до самых пяток. Это я тоже почему-то почувствовала. А потом он вдруг запел. Даже не песнь – лишь отдельные звуки. Сначала протяжные, а затем все более ритмичные и прерывистые. Странно и в то же время завораживающе.
– Что ты делаешь? – с трудом прохрипела я. Во рту пересохло, язык слушался плохо.
– Кристи, – откликнулся Аран подозрительно радостно и возбужденно. – Тарэйя не единственная богиня. Есть еще и тот, кто наделил нас крыльями. Потерпи.
Сказав это, Аран, стоящий у меня в изголовье, вдруг наклонился и стремительно поцеловал в губы. Затем распахнул огромные крылья и, укрыв меня ими, снова запел. Звуки усложнялись, обретая более четкие очертания и формы. Я не разбирала слов, но чем больше вслушивалась, тем понятнее становился смысл. Не песнь – мольба о прощении и силе, о здоровье и крепости тела, о стойкости духа и вечном братстве.
Что же это? Он просит за меня?
Ощутив вибрации, я каким-то невероятным чувством поняла, что мы внутри тесного грота, который одной из сторон выходит прямо к океану. И незримый хозяин этого грота сейчас громко смеется.
– Избранница лесной девы, – шипели набегающие волны.
– Принес ко мне, – отвечали стены и снова дрожали, сотрясаясь в приступе смеха.
– Помоги! – молил Аран своей песней.
– Дева хитра, – отвечали ему хмуро, – но и сердце твое полно. Не оставлю.
Начало казаться, что я давно провалилась в липкий бессознательный бред, и все это мне просто снится. Но странная песнь Арана неожиданно стихла, и он спросил:
– Дир-а-таль, позволяешь ли?
Стены в последний раз одобрительно загудели, и в гроте повисла тишина, нарушаемая лишь тихим плеском волн в отдалении.