- Что-о?! - Богатов яростно одёрнул куртку, горячая краска обожгла щёки и лоб. - Если мы будем так защищать Емельянова!… Если комсомольцы решат принять Емельянова, потому что все мы «собственники немножко»… и миримся с этим спокойно!… Значит, мы работаем плохо! Никуда! Нас должны переизбрать! Немедленно! Завтра!
Богатов помолчал, хмурый и тёмный, как осенняя туча, и, решившись, сказал:
- Пусть ребята сами разберутся в Емельянове. А кстати, и в себе разберёмся… Какие мы сейчас комсомольцы. Товарищи, пора начинать.
Ключарёв и Таня ушли. Смущённо покашляв, удалился Чугай.
Оставшись один, Коля сдержанно и официально спросил:
- Товарищ Кудрявцев, как вы советуете мне поступить?
- Поступай так, как подсказывают тебе твои комсомольские убеждения, - ответил Кудрявцев.
Да, Коля понял. Сегодня держит экзамен не только Саша Емельянов - все комсомольцы 407-й школы и он, секретарь комитета Коля Богатов, держат экзамен с ним вместе.
Зал гудел. Народу собралось больше обычного. Прежде всего почти в полном составе явился 7-й класс «Б». Он занял четыре ближних к сцене ряда, и отсюда-то главным образом разносился по залу, то возвышаясь, то спадая, приглушённый, сдержанный, но неумолкающий шум.
Вошли Костя и Саша, головы в первых рядах, как по сигналу, обратились к дверям. На мгновение шум снизился. Но вот показался Борис Ключарёв. Опять голоса заплескались. Это он, Борис Ключарёв, поднял нынче на ноги весь 7-й «Б». Кто-то радушно поманил его на припасённое место. Борис не пошёл к своим: он встал у стены.
Саша и Костя сели рядом.
Вначале Саша с таким удивлением разглядывал зелёные пальмы по краям сцены, стол, покрытый красным сукном, портреты и надписи на стенах, как будто впервые очутился в этом зале. Впрочем, скоро он устал притворяться. Он зажал между коленями переплетённые пальцы и больше не поднимал головы.
Однако не он один испытывал сегодня тревогу. Неспокойно было на душе и у Бориса Ключарёва.
Ключарёв не подошёл к своим оттого, что хотел ещё подумать перед началом собрания, хотя столько уж передумал за сегодняшний день. Конечно, Борис не мог назвать себя близким сашиным другом, вроде Кости Гладкова. Но Ключарёву нравился Саша. Так хорошо было, что он вступал в комсомол.
Вдруг за один день всё изменилось. Что-то тайное и неизвестное раньше раскрылось в Саше и оттолкнуло Бориса.
«А как он чувствует сам?»
Ключарёв посмотрел в конец зала.
Побледневшие щеки, вихор волос, жалко повисший надо лбом, сосредоточенный, ожидающий взгляд - весь какой-то перевернувшийся, новый, неясный, но несомненно страдающий Саша.