Если бы знать... (Яковлева) - страница 216

У Наташи в тот вечер отмечали ее день рождения и меня приглашали непременно прийти. Я сопротивлялась, потому что собрание было достаточно тяжелое. Но Боря Хвостов сказал: «Нет-нет, пойдемте, пойдемте, ну хоть ненадолго».

И мы пошли к Анатолию Васильевичу. Жить ему оставалось, начиная с того времени, как я увидела его после собрания, каких-нибудь 16 часов.

По логике своего характера я бы должна была сказать Анатолию Васильевичу следующую фразу: «Ага, сами не пришли, а я весь этот ужас там выслушивала!» Но, когда в прихожей Анатолий Васильевич снимал с меня пальто, я почему-то сказала нечто совершенно противоположное: «Господи, — сказала я, — Анатолий Васильевич, какое счастье, что вас там не было!» Он вдруг как-то засиял, какая-то появилась в нем легкость, а Наташа сказала: «Оля, вы даже не представляете, что с ним было до вашего прихода. Он все время говорил: сейчас придет Оля или позвонит — и скажет: „А-а-а, сами не пошли, а меня послали!“»

Не знаю, почему я этого не сказала. А сказала совсем противоположное.

Он потащил меня и Борю Хвостова в комнату, начал читать стихи Володи Рецептера — «Барон Тузенбах». (У Рецептера есть маленький цикл — «Репетируя Чехова».)

Скажи мне что-нибудь. (Любой пустяк
имеет смысл перед такой угрозой.)
Я понимаю, и молчанье — знак.
(Люблю, когда стихи бывают прозой.)
О чем же я?.. Скажи мне что-нибудь!
(Пора идти…) Ты знаешь, все бумаги
лежат в столе. (Но лучше, если в грудь.)
Вчера я думал (сыро там, в овраге)…
(Однако время.) Да, пора и в путь.
Ты мне не сваришь кофе на дорогу?
(И что бы ни случилось — слава Богу!)
Скажи, скажи, скажи мне что-нибудь!..

Анатолий Васильевич прочел, вытер глаза. Наташа попросила: «Ты о Таганке прочти, интересно…» Таганка имелась в виду как место, как площадь — стихи были о тюрьме или о чем-то еще. И вдруг Эфрос — почти вскрикнув: «Не хочу о Таганке!»… И прочел что-то другое.

Потом пошли за стол. Гостей было не очень много. Среди других — друг Володи Высоцкого Вадим Туманов, золотопромышленник, которого гнобили за его «экономический эксперимент». (Этот человек появляется в трагические моменты… он и у меня в гостях был вскоре после смерти Игоря.) Я рассказывала эпизод из своего студенчества, как первый раз выпила спирт, в семнадцать лет, и когда меня уже совсем как-то… повело, один из опытных студентов меня, семнадцатилетнюю девицу, хотел куда-то унести. Это на картошке было, в колхозе. Все уже спали. Но за ним по пятам шла в резиновых сапогах студентка постарше, Галя Марина, ей было года 24. Тот меня нес и все чего-то приговаривал: «Мышка, мышка», — а сзади шла Галя, шлепая по грязи, и вдруг: «Ты! Михайло! Ну-ка пойди положи мышку на место!» Я, конечно, была настороже — но после спирта… Там все пили спирт — москвичи, а поскольку я была не москвичка, то даже к водке до этого не притрагивалась.