Из дневника. Испания. Июль 1999
Испания ночью бурлит, сверкает, вопит, танцует и поет.
Он умер 30 марта в 7 ч. 20 м. В среду утром. «Значение слова „никогда“ понимаешь?» — «Пони-ма-а-ю…»
Меня подбросило в кровати в 5:20. Звонить в реанимацию боюсь — рано. Врачи будут злиться. Жду до 6 утра. Набираю. Отвечает та же, что выпроваживала меня накануне, — доктор Болдина: «Тяжелый, очень тяжелый. Давление падает».
Почему-то накануне вечером, когда она же помогала мне в реанимации перекладывать Игоря на противопролежневый матрас и повторяла «тяжелый, тяжелый», подумалось, что эта смена его упустит. Почему я не закричала: «Ну сделайте что-нибудь! Ну что-нибудь!..»
В голове одно: Игорь — и до того, как приехал врач «скорой помощи», и в приемном покое 24-й больницы, и по дороге в больницу, и в реанимации, куда меня пустили на третий день, — повторял одну фразу: «Оля……………………………………………….» — а дальше неразборчиво.
30 марта, утром, еще не зная, договорилась, что из ЦКБ приедет в больницу профессор-реаниматолог. Но оказалось поздно. Игоря уже не было…
Дали всю жизнь эпатировал, но нужно быть слепым, чтобы не понять: его женщины с открытым от ужаса ртом — это его трагическое восприятие мира. Эпатаж не впечатляет, кич — кажется детской игрой, а орущий рот вопиет.
Рядом в ресторане заиграли вальс Мендельсона, тут же «С днем рождения» и следом — «Крутится вертится шар голубой». Сообщество датчан, немцев, французов, поляков, чехов — живут мирно, благожелательно, безопасно. Молодежь более сосредоточенна и мрачна, но не агрессивна.
На пляже вечером видела шестерых молодых немцев, студенты, наверное. Запускали змея. Пока не стемнело. Лица хорошие, безмятежные, ни война, ни Югославия — не существуют. Умиротворение. Может, потому что отдых.
Надо идти в море, надо идти плавать. Надо, надо… Надо завтракать… У испанцев есть «де надо» (de nado). Правда, оно обозначает не «не надо», а «не за что». «Ola» — их приветствие…
Игорь за два дня до ухода: «Ола…………………………………………………..». Очень длинная для него фраза… «Что? Что? Пить? Болит? Где?» — «Ола……………………………………………………………». — «Мой дорогой, мой любимый, мой золотой… сейчас врачи помогут…» — шепчу я…
Два часа в приемной реанимации — не двигаемся никуда. Наконец — в рентген. Какой-то старичок-дежурный объясняет, что ногами не ввозят, разворачиваю каталку. Его брат рядом, как-то странно отчужден от происходящего. Заставляю его сказать, какой препарат давал — возможно, именно он и вызвал нарушение всех функций организма.