Страшные Соломоновы острова (Плешаков) - страница 6

– Ну, проблема тут только одна. Сколько шкур содрать с доверчивого неофита, – пожал он плечами и демонстративно уставился на нетронутую «кедровку», красовавшуюся на столе такой родной веранды своей дачи.

– Не скажи. – Я осторожно стал разматывать путаную нить своих сомнений. – Вот ты себя уважаешь?

Димыч удивленно посмотрел на меня и кивнул.

– Я тоже. То есть мы с тобой уважаемые люди. Так?

Мы хохотнули, чокаясь бутылками, и я продолжил.

– Поставь себя на его место. Ну да, ты лох. И сознавая это, предельно честно обрисовываешь свои, кстати, вполне реализуемые, чаяния. И так же честно готов платить. Но только за оригинал, а не за дешевую реплику. И ценник озвучиваешь именно оригинала, причем в хорошем сохране. Как ты отнесешься к перцам, которые в такой ситуации с серьезными рожами будут впаривать клиенту банальную залепуху, пересмеиваясь за его (твоей!) спиной и крутя пальцами у виска?

– Каззлы! – с чувством произнес Димыч. – Давить таких надо.

– Ну, правильно. То есть нас с тобой, – резюмировал я и продолжил. – С другой стороны, нам что теперь, планировать сверхзахватывающее действо, с непременными погонями, застреваниями в каждой попавшейся луже и ночевками под корнями вековых елей?

Димыч подумал.

– Да нет, пожалуй. Это и будет то самое шоу, – мотнул он головой.

– И чего делать? Мы-то с тобой знаем, что коп в подавляющем большинстве случаев никакого отношения к вестерну не имеет.

Я, мягко хрустя не своими суставами, выкрутил из его пальцев пресловутую бутылку и вновь водрузил ее на стол. Димыч пригорюнился и попытался утешиться пивом. Вроде бы получалось.

Собирая осколки пазлов в голове, я озвучил простую и ясную мысль, только что закончившую мучительный инкубационный период в моем многострадальном мозгу.

– Нужна непредсказуха. И в первую очередь для нас с тобой.

– Вологодчина! – рявкнул, загораясь, Димыч.

– Сколько мы на тот волок в Белозерье облизываемся, а? – Благодушие с него слетело как пыль. В глазах замерцали миражи чугунков с петровскими рублями, а полуистлевшие кошели ганзейских купцов вываливали из своих прорех полновесные пригоршни талеров и солидов прямо в заскорузлые димычевские ладони.

– Это в сентябре-то? Там сейчас дурная трава выше моей головы, – охладил я его пыл.

– Не скажи... Тот перешеек между озерами давно лесом зарос. А в лесу какая трава? Так, слезы. Мы же смотрели по спутнику, забыл? Лес дремучий. – Димыч вещал, раскачиваясь как расстрига-шаман после неудачного двухнедельного камлания. Миражи его не отпускали, и было понятно, что мой друг «вышел на боевой».