Валя раздевается.
Перебравшись через тело, устраивается, стараясь не тронуть его. Что не всегда удается, и она вздрагивает. Сначала пытается уснуть, считая баранов, лошадей, верблюдов, но ничего не выходит. Смирившись, принимается лениво размышлять об утре, как это все будет, соберется, пойдет в милицию, как будет объясняться, к ним придут и что из этого всего произойдет. Но и здесь ничего не придумывалось. Будущее было неясным и тревожным.
* * *
Рано проснувшись, приподнимается на локте и заглядывает в мертвое лицо мужа. Вдруг ей кажется, что он притворяется, а сейчас откроет глаз, сначала один, потом другой, как всегда, небольно пихнет в бок и отправит в прихожую за питьем. Там, на высоком табурете со щелью в сиденье, стоит ведро воды с плавающим в нем черпаком.
Но он по-прежнему недвижим.
— Ваня! — негромко окликает она и еще ждет, будто разыгрывая с собой спектакль. — Вставай уж.
Молчит.
— Ты живой, нет? — Качает его послушное тело. — Как бревно, — думает про себя. Муж ей, правда, кажется бревном, которое надо снести отсюда. В слабом утреннем свете мужнин рот щерится.
Поправив ему рот и проверив глаза (закрыты), переваливается через него, на мгновение, не удержавшись, садится сверху. Встает, сдерживая дрожь, идет в прихожую к умывальнику, шумя ночной рубашкой, слишком свободной на ней, ополаскивается. В комнате одевается, спиной к телу. Поутру еще зябко, и она ежится, подбирая локти, значит, кофточка, потом, когда разойдется, снимет. Надевает кофту. Накинув платок, выходит, притворив дверь. Идет, через две улицы, в милицию.
* * *
В отличие от нее и вопреки собственному предположению, Юрка заснул скоро. А проснулся от многоногой топотни за стеной. Маленькая Верка уже сидела в кровати, как столбик, обняв колени и хлопая рыжими ресницами. Обрадовалась, когда он поднял с подушки голову.
— Ты чего? Чего не спишь? Рано еще.
— Там ходят.
— А, боишься. Ну пойду посмотрю, — спуская ноги и взглядывая на часы на стуле в изголовье. Семь.
— Нет, не ходи. Пожалуйста.
— Схожу. Я скоро. Посмотрю и вернусь.
— Ладно. Только быстрей.
Верка пуглива. Это его то злило, то восхищало. Он никогда не мог по-настоящему испугаться. Ни когда соседские пацаны ждали его у сложенной поленницы на углу, где одна улица переходила в другую, так что получалась граница, а он все равно пошел к ним, и ему тогда разбили лоб фонарем, ни когда маем с наклоненной над прудом ивы, далеко продвинувшись по ее зыбким, кажется уж не держащим ветвям, нырял в ледяную воду и всякий раз думал, что не выплывет, но всегда выплывал, мотая головой и отплевываясь посередь расходящегося круга, ни когда его за совместную проказу, короче, школа чуть не сгорела, вызвали к директору, остальные вывернулись, а он никогда не умел, там сидели два фараона и все буравили его, буравили, спасибо Петру-директору, ничего мужик, понял, что ему придется отвечать за всех, и замял. Вот мать тогда пилила.