Дверь в спальню отца была слегка приоткрыта, поддалась легко. Но Стася все еще не решалась переступить порог, все еще надеялась, что она просто трусиха, до смерти боящаяся за своего ребенка. Сделала шаг вперед и тяжело опустилась на пол – ноги больше не держали ее.
Кровать была пуста. Малинового платья Леночки на стуле не оказалось. Она это знала. Отныне ее чувства – не бред глупой трусихи, а барометр будущего. Стася не поднялась и не отправилась искать Леночку с дедом где-нибудь в доме или во дворе. Их там не было, говорил ей внутренний голос. Они оба далеко. Стася прикрыла глаза и тут же увидела деда, шагающего по городской улице. Он шел налегке, но страшный груз тяготил его сердце, она это чувствовала. Но Стася не смогла понять, что с ним творится…
Николай Иванович шагал к железнодорожному вокзалу. Он пытался убедить себя, что ничего особенного не случилось и ничего такого страшного уж точно не случится. Да и не впервой ему было бежать, не впервой забывать о ком-то. Только вот преклонный возраст и надежда на тихую уютную старость, видно, спутали ему все карты. Он испытывал глубочайшее раскаяние. Он впервые в жизни узнал, что такое смятенное сердце и чувство вины. Ах, лучше бы ему никогда не приезжать сюда и умереть без этого знания…
Рано утром, как и обещал Насте, дед поднялся, чтобы приготовить завтрак. Правнучка бегала вокруг кухонного стола и звала его поиграть. Дед смотрел на нее и думал, что это – плоть от его плоти, его родная кровь. И ему впервые было удивительно хорошо от таких мыслей.
Когда Леночка успела повернуть замок и как очутилась на улице, дед не заметил – техника на кухне была сложная и не поддавалась изучению. Дед покрутил один краник, нажал на красную кнопочку, повернул маленький рычажок, но стеклянная печка осталась равнодушна к его прикосновениям. Тогда он решил спросить Лену, вдруг она знает, как этот агрегат включается. Повернулся и ахнул. Лены нет, дверь – нараспашку. Конечно, все внучкины страхи он считал полным вздором. А потому вышел на улицу степенно и спокойно. Лена была у калитки и разговаривала через решетку забора с осанистой дамой в дымчатых очках. Дед подошел к ним без всякого страха, дама спросила о какой-то улице, теперь он не помнил – о какой. Но не все ли равно? Он ответил ей, что не здешний, и позвал Лену домой, смотреть печку. Но дама упросила его взглянуть на карту, мол, что-то там у нее такое…
Дед открыл калитку и вышел. Далась ему эта карта! Он ведь все равно города почти не знал! Нет, полез на помощь! А дама прижалась к нему вплотную и шепчет: «В машину, старый пень! И девочку сладким голосочком позови, не забудь!» Больно так прижалась, по-мужски. Посмотрел дед вниз – слишком уж в живот напирало, – а прямо в пузо ему уперся пистолет – маленький, но настоящий. Деда чуть не вывернуло наизнанку. Дурнота прокатилась по телу, ноги ослабели. Сам не помнит как, но он позвал Леночку и, повторяя слова незнакомой дамы, велел дать даме ручку.