Он выбил дверь (и грохот ее был громовым ударом параллельной грозы) так, что на стене остался вдавленный след от ручки. Она тренировалась в Тибете, ее учили лучшие бразильские мастера, поэтому она не вздрогнула. Но не успела продемонстрировать больше ничего из своего искусства. Он надвигался неотвратимо, как судьба. Если бы на его пути и возникли препятствия, он вряд ли обратил бы на них внимание. Его страсть длилась секунды, но это были секунды, в которых сгорали семь лет безответной любви.
Она лежала на полу, он стоял над ней, сжав кулаки. Возмездие свершилось. Он может уйти, высоко подняв голову и забыв ее предательское «да». Он мог бы уйти, и к нему бы вернулся покой. Мщение всегда порождает покой. Сначала – покой, потом – жалость к побежденному. И он повернулся, чтобы уйти. Двинулся неверной походкой к двери. Она решила, пусть будет так, как он хочет. Потом – посмотрим. От двери он вернулся таким, каким она знала его семь лет назад. Он целовал ее ноги и просил прощения. Не она у него, брошенного и преданного; он – у нее, сбежавшей из-под венца. Теперь они любили друг друга целую вечность. Так долго, что он снова ничего не успел сказать, – торопился к себе, пока домашние не посходили с ума. Но пока они предавались страсти, он шептал на все лады одно только слово: «любимая». Теперь она знала самое главное наверняка.
Виктор заскочил к соседу, поговорил про испорченный телевизор. Согласился на пиво, чего давно уже не делал. Позвонил домой, всех успокоил. Обещал скоро быть.
Люсю мама нашла задумчивой и печальной. Сославшись на головную боль, легла на диван, терла виски, но все равно никак не могла придумать, как совместить работу и Виктора. Не то чтобы в организации интимная жизнь возбранялась, возбранялись отношения, которые хоть что-то значили для сотрудника. А Чернов для нее значил много. Ей хотелось видеть его каждый день, каждый день ложиться с ним в постель, и так до конца своих дней. Она семь лет не испытывала обычных человеческих чувств. Ей не хотелось теперь рвать с человеческим, хотя новая должность этого требовала. К тому же все сотрудники находятся под постоянным пристальным наблюдением. Особенно на первых порах, и особенно такие, которых прочат наверх. Людмила Воскресенская была из таких.
Виктор позвонил в тот же вечер, в половине первого. Ждал, когда уснут жена и мать. Знал, что она не спит. Шепотом выдохнул: «Завтра в два» – и дал отбой. Ей не нужно было говорить – где. Это могло быть только у залива. Было у них одно место, куда они иногда прятались от своей слишком большой и слишком шумной компании. Она пришла вовремя – появилась такая привычка за последние годы, но ей вдруг, как девочке, захотелось посмотреть, как он ждет ее. Из окна подъезда соседнего дома было хорошо видно. Как он нервничал, поглядывал на часы, сжимая в руках нелепый полиэтиленовый пакет. Вино и цветы – безошибочно определила она. Деньги занял у друга и будет теперь сидеть без курева целый месяц. Невольно она сравнивала его с ребятами из организации, особенно с теми, кого готовили по полной программе, – то есть тело, интеллект, дух. На Виктора было смешно и больно смотреть. Но к тем красивым мужчинам она не стремилась всей душой, так, иногда отдавала свое тело. Старая любовь возвращалась с новой силой.