При воспоминании о младшем сыне сердце Николая защемило от любви и жалости. Вот ведь как в жизни случается… Все шиворот-навыворот. На младшего сына он обращал гораздо меньше внимания. Тот был маленького роста – в мать, слабенького здоровья, не очень большого, как казалось Николаю сначала, ума. Да и ставка на старшего сына была сделана еще до его появления на свет. Он не мог, как мать, разделить свое сердце пополам. Это только женщинам под силу. Его сердце безраздельно принадлежало Алексею.
В девятом классе Феликс заболел, и отец положил его к себе в больницу. Через несколько дней медсестра Танечка занесла ему результаты анализов Феликса и сказала:
– Удивительно на вас похож ваш мальчик!
Николай Иванович отмахнулся:
– Вы перепутали, Танечка. На меня похож старший. Феликс похож на мать.
– Не знаю, не знаю. Но если бы я даже никогда не видела вашу жену, все равно узнала бы его из сотни детей.
– Да? – Николай Иванович воспринимал разговор как дежурный комплимент начальнику, не больше. – И каким же образом?
– Он… – Таня подбирала слова, – он говорит как вы: с теми же интонациями, головой делает вот так, – она смешно скопировала его привычку передергивать плечами, – точно как вы. Мимика у него ваша. И, знаете, может быть, даже он думает, как вы…
Сумароков пожал плечами, отправился на обход. Однако что-то его задело в словах медсестры. Неужели он так плохо знает своего сына…
В этот вечер он, как всегда, пришел в палату к Феликсу развлечь его мамиными пирогами и незамысловатой беседой. Но не расхаживал по палате из угла в угол, а внимательно присматривался к мальчику и неожиданно заговорил с сыном о своих проблемах, о неудачной сегодняшней операции. Мальчик перестал жевать и смотрел на отца не отрываясь, жадно ловя каждое слово.
– Тебе интересно? – спросил Николай Иванович, опомнившись.
– Конечно! – жарко выдохнул тот. – Еще бы! Папа, ты не представляешь… Я не хотел говорить маме, но… Я уже все решил: поступать буду только в медицинский. Расскажи мне еще… Неужели операция по пересадке сердца будет скоро возможна?
Глаза его горели, как у Николая на первых лекциях в медицинском институте. Сумароков обхватил голову руками и захохотал. Он мог с уверенностью сказать, что его сын сейчас чувствует, о чем думает. Когда-то он чувствовал то же самое и думал о том же.
С тех пор Николай вкладывал всю свою душу в младшего сына. Старший, казалось, тоже был доволен. Контроль отца ослабел, и жить стало куда веселее, когда никто не талдычит тебе постоянно, что ты что-то кому-то должен: должен учиться, должен работать. Должен, должен, должен…