К горлу неожиданно подкатила тошнота, и он, сорвавшись с кровати, путаясь в одеяле, в простыне, бросился к двери, скатился кубарем по лестнице, успел только добежать до туалета и чуть не потерял сознание. Из туалета он вышел через двадцать минут, ослабевший и беспомощный. На негнущихся ногах, сотрясаемый набегающими волнами дрожи, он, шатаясь, поплелся вверх по лестнице, крепко держась за перила. Когда он добрался до самой верхней ступеньки, внизу громко скрипнула дверь, от неожиданности ноги его подкосились, и он сел на пол. Меньше всего на свете ему хотелось сейчас встретиться с отцом. Меньше всего на свете…
Так он думал, сидя на верхней ступеньке и дрожащими руками теребя прилипшие ко лбу пряди светлых волос. Внизу, в полосе света, падающей из закрывающейся двери в ванную комнату, он с ужасом разглядел Регину в коротком зеленом халатике. Щелчок выключателя – и видение пропало так быстро, что он не успел ничего понять: то ли это игра его воображения, то ли… Белая вспышка свалила его на пол.
Утром к его кровати подбежала сестренка и уставилась на его лоб.
– Что ты там увидела? – спросил он плохо ворочающимся языком.
– У тебя капельки на лбу…
– Ерунда, не бойся. – Он взял ее за руку.
– Ты горячий, – отдернула она руку.
Потом – когда поднялся наверх отец, сунул ему градусник, приехала бабушка с банкой меда – оказалось, что температура у него под сорок. Старичок-врач долго рассматривал его горло, язык, спину, мял живот, но в конце концов решительно заявил – простуда. Сделал укол и пообещал, что температура упадет через несколько минут. Оставил бабушке порошки, пилюли, жидкую микстуру, велел не беспокоиться и откланялся.
Вернувшись вечером, отец сразу влетел к нему на второй этаж, пощупал лоб и удовлетворенно вздохнул. Потом отец с бабушкой ужинали в столовой, она перемыла посуду и уехала, поцеловав его в лоб:
– Все хорошо, я завтра приеду.
И что-то такое было в бабушкиных словах, словно не бабушка она теперь была, а обычная женщина. От слов разило заговором, женскими кознями. Бабушке было непростительно казаться женщиной. Он заподозрил неладное. В воздухе плыли флюиды разительных перемен. Отец притащил ему в комнату большой телевизор, чтобы не скучно было. Телевизор был их гордостью. Такого огромного экрана не было ни у кого из знакомых. Отец сам собрал его.
Весь вечер отец бегал снизу вверх, проверить, как там Сашка, а потом сверху вниз, ответить на очередной телефонный звонок. Вечером он спустился к себе окончательно и выключил, уходя, свет. Сашка проспал весь день, и теперь ему не хотелось спать ни чуточки. Через полчаса ему показалось, что вздрогнула входная дверь. Именно не хлопнула, а, словно кто-то специально придержал ее, вздрогнула, закрываясь. Воздух будто сразу же выкачали из его груди. В голове всплыло сразу все: полоска света, Регина, белое полыхнувшее пламя. Хватая ртом воздух, он замер и прислушался. Но сердце барабанило так, что ничего больше не было слышно. Тогда он встал и на цыпочках подкрался к двери. Какой-то шепот внизу? Или ему кажется? Доктор, уходя, сказал: «Не исключен бред». Это ведь он про него сказал, про Сашку. Может быть, все это и есть бред? Он приоткрыл дверь. Шепот стал чуть громче и на какое-то время разлился женским смехом. Тогда его руки страшно задрожали.